«Журнал ПОэтов»

№ 4 2003

 

 

Учебное пособие Академии поэтов и философов Московской академии образования   Москва 2003

 

 

«Ты все пела? Это – дело!» И.А.Крылов

 

 

ДАО ДООСа

 

 

ДООС – Добровольное общество охраны стрекоз – охраняет не только стрекоз, но и осу, проникшую в аббревиатуру. Оса же, по наблюдению А. Вознесенского, прячет в себе ось. Ось – основной путь неба, или, по-китайски, Дао. А Дао так и просится обратно в ДООС. «Дао? О, да!» – восклицают Дао-осы, или ДООСы, стремясь воссоздать в русской поэзии изящество и глубину китайского иероглифа. Ты все пела? Это – дело!

 

– Хроника событий ­–

 

Поэтический Новый год мы открыли в музее Декоративно-прикладного искусства. Как отметил канал «Культура» в вечерних новостях: «У всех год Козы, а у поэтов год Стрекозы». (См. также стихотворение К.Кедрова «Коза» в антологии «Строфы века» – «отныне и сегодня козы не будет».)

По сообщению газеты «МК» 17 дек. 2003 г., «андеграундную галерею «Спайдер-Маус», что в переводе с «художественного» означает «паук-мышь», на этот раз захватили поэты, представив 4-й выпуск альманаха «Журнал ПОэтов». В альманахе стихи поэтического андеграунда не только московского, но и тамбовского и парижского».  В презентации также участвовали куртуазные маньеристы Константэн Григорьев и Андрей Добрынин и легендарный поэт Виктор Урин, ныне живущий в США.

Вышел «Новый палиндромический словарь» Елены Кацюбы (сайт Палиндронавтика).  А 24 апреля в салоне «Классики ХХI века» прошла презентация ее почти полного собрания поэтических сочинений «Игр рай». Презентация Полного собрания сочинений К.Кедрова «Или» (поэзия), вышедшего в издательстве «Мысль», состоялась в трех местах: в Московской академии образования, в Пен-клубе и в Институте Философии РАН.

4-ый Всемирный День поэзии 21 марта ДООС провел в художественной галерее «А-3». А 9 апреля  в парижском зале клуба «Дефиле» успешно прошло первое поэтическое дефиле с участием А.Вознесенского, К.Кедрова, Е.Кацюбы, А.Витухновской и М.Бузника.

Вышла также необычная поэтическая книга «Алмазный фонд. Три ДООСА», напечатанная золотом и серебром. Поскольку слово – серебро, а молчание – золото, получается, что книга состоит из слов и молчания. В нее вошли стихи А.Вознесенского, К.Кедрова и Е.Кацюбы.  Еще у Андрея Вознесенского вышел шестой том (т.5+) пятитомного собрания сочинений в издательстве «Вагриус».

----------------------------------------------------------------------------

 

Из истории ДОСа

 

 

Известно, что в каменноугольный период палеозойской эры обитали гиганты среди насекомых, которые называются ­ палеодикитоптеры (Palaeodictyoptera), родственные стрекозам. Некоторые из них достигали в размахе крыльев 90 см.

----------------------------------------------------------------------------

 

 

Константин КЕДРОВ

ДООС – стихозавр       

 

Минимум дУМ

максимум УМ

        

 

В начале было Слово

И слово было ново

 

Все злодеи

служат идее

 

Поэзия сегодня

уже ни с кем не сводня

 

Отелло:

– О, тело!

 

Так я и не выучил

что такое ваучер

 

Сны такие странные

будто иностранные

 

Принцип ненасилия

требует усилия

 

Люблю, целую, обнимаю

Но все равно не понимаю

 

Путь из ворюг в греки

 

Лев Толстой:

– Не могу торчать!

 

У Павлова была собака

Он ее любил

 

Для чего палачу топор?

Чтобы вовремя дать отпор.

 

 Базаров

Молвил, женщину лаская:

– Ты не храм, а мастерская

                                                 

Выхожу один я на дорогу…

Оказалось, все равно не в ногу

 

Нам не дано предугадать…

кому и сколько надо дать

 

Даже в глубинах ада

мучить меня не надо

 

Культурный досуг –

веревка и сук

 

Над пропастью во ржи

живут одни ежи

 

Каждое ребро Адама

это будущая дама

 

E = mc

даже в мертвеце

 

Мы подходим друг к другу

И подходим друг другу

 

То реально что болит

Остальное только вид

 

Всепобеждающее учение –

это везде и всегда мучение

 
Маяковский:

– Я хотел бы жить и умереть в Париже…

но Лубянка оказалась ближе

 

Странно, что любое существо

не кристалл, не пар, а вещество

 

Прости, небесное созданье

что я замыслил мирозданье

----------------------------------------------------------------------------

 

Андрей ВОЗНЕСЕНСКИЙ
ДООС – стрекозавр

(Специально для ПО)

 

Пристегните ремни

 

Пришел на рандеву

шка ушла

Жасминули мои денечки

 

 

Радиорынок беременен Диором

 

 

Несут антисоветчину на блюде

 

 

АФРИКАдельки не для белых зубов

 

 

Дельфины

нспектора подкормилили

 

 

СвиДания  тюрьма

 

 

Лорд Байрон инсестру-тру-ля-ля

 

 

ЗаРУБЛенная старушка

 

 

МаЯКОВский беременен Яковом

 

 

Троллейбус лейб-гвардии тоска

 

 

А В топор трет

 

 

В03НЕСЕНСКИЙ 03

 

С кровавой скорбью не поспоришь

не год – сплошной 03

п0э3ия – скорая помощь

но тайная изнутри

 

 

КУМИР

 

Гул подземный шатает коробки –

взорвется земной шар.

Вылетает памятник пробкой,

чтобы выпустить пар

 

Портрет Андрея Вознесенского

Рисунок Александра Федулова

----------------------------------------------------------------------------

 

Елена КАЦЮБА

ДООС

 

* * *

ЛОГОС

ЛОТОС творения

ЛОТОК горячих созвездий

МОТОК спиральной галактики

МОТОРперводвигатель мира

 

 

* * *

воду ЖИЗНИ

ЛИЗНИ –

ЛИВНИ небесные

БИВНИ слона Индры омыли

 

 

ДАО ДОМА

 

ДОМДОМ

доминанта ДУМДУМ

дом – дебаркадер ДУШДУШ

мышцы древесных ТУШТУШ

тянущих токи ТУЧТУЧ

– Но кого околдует дом,

если вокруг нет сада!

дом – это луч на ЛУЧЛУЧ

рамой расколотых ЛУНЛУН

каменный свиток РУНРУН

времени рваных РАНРАН

– Но кто будет дому РАДРАД,

если вокруг нет сада?

– Но кого сохранит и согреет САДСАД,

если он не вокруг дома?

Между домом и садом 

ступени в сад –

ДОМ

ДУМ  ДУШ

ТУШ  ТУЧ  ЛУЧ 

ЛУН РУН РАН РАД САД

Между садом и домом 

тропинка к дому:

САД

   РАД

     РАН

       РУН

       ЛУН

     ЛУЧ

    ТУЧ

   ТУШ

     ДУШ

       ДУМ

          ДОМ                                          

----------------------------------------------------------------------------

 

Владимир ИГНАТЮК

Казань

 

 

Cтихи середины 60-х

 

 

* * *

Ты уверенно скажешь себе –

этот мир действительно прост,

где на каждом фонарном столбе

каждый вечер распятый Христос

 

 
САД

 

Сад осенний мой,

игольчатый и острый,

то ли осень здесь бродила,

то ли оспа.

Так останься, осень,

в памяти лампасной

холодящими, колдующими пассами,

не просеявшимся дождиком,

а пасекой

Ноги босы

бьются долго

бьют отчаянную горку

Горько

----------------------------------------------------------------------------

 

Галина Мальцева

ДООС

 
­ – Стрекозавры

 

«После смерти все стали людьми» К.Кедров

----------------------------------------------------------------------------

 

Лоренс БЛИНОВ

Казань

 

 

ВЕРТИКАЛЬ

 

и    тени

и    в пруду

колокола

немые

руины

луны

задумчивый двойник

листвы

завеса

капель

тяжелых

робкое свеченье

тишины

далеких дней

взывание свечи

угаснув шей   в углу   античный торс

палитра сиротливая

и    кисти

и    холстов пугливых нетерпение

      последний

автопортрет

багровой тишины

руины

луны

и   тени

и    в пруду

далеких дней

двойник задумчивый

тяжелых капель

колокола немые

и   листвы

свечение

небес

и    дева

 

и   храм невидимый

----------------------------------------------------------------------------

 

Тим УЛЬРИХС

Германия

 

 

отливотливотливотливотлив

отливотливотливотлив               прилив   

отливотливотлив             приливприлив

отливотлив           приливприливприлив

отлив         приливприливприливприлив

     приливприливприливприливприлив

отлив         приливприливприливприлив

отливотлив           приливприливприлив

отливотливотлив              приливприлив

отливотливотливотлив                 прилив   

отливотливотлив              приливприлив

отливотлив            приливприливприлив

отлив         приливприливприливприлив 

приливприливприливприливприлив

отливотлив            приливприливприлив

отливотливотлив              приливприлив

отливотливотливотлив                 прилив   

отлив         приливприливприливприлив

приливприливприливприливприлив

отливотлив            приливприливприлив

отливотливотлив              приливприлив

отливотливотливотлив                 прилив   

приливприливприливприливприлив

отлив         приливприливприливприлив

отливотлив           приливприливприлив

отливотливотлив              приливприлив

отливотливотливотлив                 прилив   

отливотливотлив              приливприлив

отливотлив            приливприливприлив

отлив         приливприливприливприлив 

приливприливприливприливприлив

отливотлив            приливприливприлив

отливотливотлив              приливприлив

отливотливотливотлив                 прилив   

отлив         приливприливприливприлив

приливприливприливприливприлив

 

 

Приплыл с немецким приливом к русскому берегу Анатолий Кудрявицкий

 

----------------------------------------------------------------------------

 

Алексей ПАРЩИКОВ

Германия

 

 

Бумажный змей


Горячий ветер, ноющая корда,
распатланный сигнальный змей
плывёт оконницей Иерихона.
Червлёная верёвка вслед за ней.

Дыхательный, его перегородки
скрывают слабоумных и слепых,
что склеивают робкие коробки
и щёки ветра впихивают в них.

Тяну за тихую гипотенузу,
то растаращен змей, то уплощён,
просачиваясь вверх от шлюза к шлюзу,
парсек проныривая и эон.

Ютится в целом небе и томится,
гребя лопатками к себе и от себя.
Квадрат миллиметровки в единицы
объёма, ощупью переведя.

Артачится, когда навстречу с тучи
к нему спускается иная рать.
И время набирается на зубчик,
когда ты знаешь: первым не стрелять.

С хвостом окольным вдоль всего Китая,
он прост мучительно: бумага, рейки, клей.
Он в перспективе — дама с горностаем,
прямясь от неги маленьких когтей.

Вперёд себя выстраивая ширмы,
он проплывает боком среди нас
в прибежища убивших по ошибке...
Кого проткнул он конусом — в анфас,

когда ему взбрело в минутной тяге
нырком разметить небо пополам,
и самому пригрезить на бумаге
клюв до земли и перистый волан?

----------------------------------------------------------------------------

 

Анна АЛЬЧУК

 

 

ИЗ СТИХОВ 2002 года

 

***

стрекозиные крылья

составили вмиг существо

то ли ангела

то ли…

тысячи вспыхнувших линз     

лаз из лоз

                 для золы

зов из зева

                   для евы

выСОТЫ  золотые  яЧЕЙ

 

это голос?

 

выход

   

глубОКО

 высОКО

  далОКО

 

        О(КО шки)

тОльКО толкни

дВЕРЬ!

----------------------------------------------------------------------------

 

Игорь ХОЛИН

 

– НОВОЕ ИМЯ ВОЖДЯ –

 

Когда у Игоря Холина появился компьютер, он стал постепенно вводить туда свои стихи, поэмы, романы, рассказы. Нумеровал их, распечатывал и многое приносил нам.  Читал вслух и оставлял экземпляры «на всякий случай» – листы желтоватой бумаги с устаревшим уже компьютерным шрифтом, в том числе большую поэму под номером G160.

 

 

Сталин

Молодой человек

Приятной наружности

Волосы пепельные

Нос прямой

Глаза голубые

Стан стройный и изящный

Узкая талия

Широкие плечи

Рост 182 сантиметра

Вес 80 килограмм

Размер обуви 46

Под своей властью

Имел державу

Насчитывающую

200 миллионов человек

тело предано огню

на Марсовом поле

недалеко

от Фламиньевой дороги

сопричислен к Богам

надгробная надпись

гласит

«О человек кто бы ты

Ни был

И откуда бы ты не явился

Ибо я знаю, что ты прийдешь,

Я Иосиф Сталин,

Создавший Советскую державу

Не лишай меня того клочка земли

На котором покоится

Мой прах».

Плач и вой

Стоял в Риме такой

Что небо плакало

А звезды

Раскрыли широко

Удивленные ресницы

Люди стекались

на похороны

Со всех концов

Великой державы

Втаптывая друг друга

Ногами в землю

Погибло

Несколько сот человек

Так что

Сама смерть деспота

Носила на себе

Деспотический отпечаток

Всеобщее ликование

Охватило город

Люди рыдали и смеялись

Безумство бушевало

Повсеместно

Несколько недель

Толпы беснующихся

Под руководством

Одного из соратников

Покойного

Разгуливали по улицам

И площадям

Выкрикивая

Сталин Сталин Сталин

Кто-то предложил

Дать вождю

Новое имя

Иосиф Август

Однако

Сторонники

Другой группировки

Воспрепятствовали

Внесли

Контрпредложение

Именовать Сталина

Виссарионом Цезарем

Началась неразбериха

Казалось

Отцы сенаторы

Посходили с ума

Сторонники

Иосифа Августа

Набросились

На сторонников

Виссариона Цезаря

Рот пролитой крови

Как почки деревьев

Набухли древние камни

Сама земля

Стонала и выла

Под ногами

Мятущейся толпы

Безумие

охватившее всех

Было настолько велико

Что его

Просто не замечали

И на все это

С холодным блеском

Смотрел

Прищурив глаза

Сталин

 

Говорят

В бытность Сталина

Первым человеком

в государстве

Ему донесли

О некоем Хрущеве

Замышлявшем нечто

Ложный донос

Поклонившись

Подобострастно

Побежал домой

Заперся в кабинете

И к утру настрочил реферат

О слове хрущ

Из которого вытекала

Безусловная ошибка

Литератора

Хрущ

Это жук

Развивая мысль дальше

Он уточнил

Жук не простой

А майский

Приближенные вождя

Заглянув в глаза Сталина

Неисчерпаемый кладезь

Все поняли

Они приказали уничтожить

Всех майских жуков

От Внешнего моря

До Парфянского царства

За жуками последовали

Божьи коровки шпанские мушки

мухи простые кукорачи клопы

Муравьи

Жуки навозные гусеницы

Комары оводы стрекозы

Тля кузнечики пчелы слизняки

И другие полезные

И другие полезные

И бесполезные паразиты

 

Таким образом

Черный-Чук совершил

Не подозревая

Благое дело

Спас

От неминуемой смерти

Настоящего Хрущёва

 

После смерти

Великого человека

Хрущев взбунтовал

Чернь на форуме

Добился

Что тело Сталина

Выкинули из мавзолея

И выставили

На всеобщее обозрение

Проходили мимо

Римские граждане

Проезжали всадники

Торжественно шествовали

Отцы сенаторы

И другие

Высокопоставленные лица

Все они плевали

На бездыханное тело

Своего недавнего кумира

И спасителя

Не такова ли участь

Всех деспотов

И безумных правителей

Вообще

Прежде

При появлении вождя

Со всех сторон

Доносились

Ликующие клики

Радостные возгласы

Торжественные песни

Возвышенные оды

Хвалебные гимны

Торжественные речи

Восторженные тосты

Гордостью наполнялись

И трепетали

Сердца граждан

Свет

Исходивший

От любимого человека

Опалял и притягивал

Вдохновлял

На небывалые подвиги

Люди

Во имя вождя

Готовы были идти

В огонь

Жертвовать собой

И своими близкими

Умирать

Превращаться в песок

Если этот песок

Нужен

Для строительства

Новой жизни

 

Товарищ Сталин шагает

По благословенной земле

Озаряемый

Лучами

Восходящего солнца

Лицо возвышенно

И вдохновенно

Через руку

Небрежно перекинут

Коверкотовый макинтош

Справа и слева

Необозримые пашни

Вдали новостройки

Утро нашей родины

Художник Шуприн

Правильно подметил

Характерные черты

Отца всех народов

Его устремленный

В будущее взгляд

 

Товарищ Сталин идет

По орошаемой кровью

Земле

За ним следуют

Недостаток картины Шурпина

Соратники

Маленков

Ни баба ни мужик

Молотов

Убийца тихоня

Каганович

Высокопоставленный доносчик

Калинин

Сморщенный старикашка

Берия

Официальный палач

По обе стороны

Процессии

Народ

Оттесняемый

Воинами в штатском

Душераздирающий крик

Пустите меня к нему

Пустите

Сталин

На одну секунду

Приостановил шаг

Ни один мускул не дрогнул

На его лице

Вы куда

Вы куда

Вы куда

Затараторили

Перебивая друг друга

Воины

Сюда нельзя

Не велено

Я хочу отдаться

Товарищу Сталину

Я пылаю к нему

Необыкновенной любовью

Неземной

Но вы мужчина

Все равно

Пусть он бросит на меня

Хоть один взгляд

Я хочу опалить руки

О его негасимый огонь

Я хочу получить

Хоть одну кроху

Со стола славы

Я рожу

Необыкновенную идею

 

Товарищ Сталин

Дорогой

Иосиф Виссарионович

Что вам стоило

В свое время

Приголубить меня

Под сенью вашего

Всемирного величия

Ваши поэты и музыканты

Оказались неспособными

Воспеть вашу славу

Вашу мудрость

Ваше величие

Из приближенных к вам

Особой бездарностью

Выделялся

Академик Лысенко

Мастер

По выращиванию

Сорных трав

Соловьев-Седой

Медузообразных песенок

Лебедев-Кумач

Поэт

Переносок

Только художник Шурпин

Оправдал

Ваше доверие

Да поэт Исаковский

Настоящих

Вы приказали

На мусор

В алфавитном порядке

Если бы

В свое время

Заметили меня

Сколько бы я од сочинил

Сколько поэм

Я бы запечатлял

Каждый ваш шаг

Каждое движение

Каждый взгляд

Каждый вздох

Великий Сталин

Гениальный вождь

Благодетель

Всего живого на земле

Благодетель трав

Благодетель хлебов

Благодетель рек

И морей

Благодетель заводов

И комбинатов

Железных дорог

Воздушных сообщений

Благодетель рыб

Благодетель зверей

Если бы

Не его величие

И слава

Доброта

И чистота помыслов

Разум

Воля

Отзывчивость

Огромногос ердца

Мы бы все

Погибли давно

Как мухи

Как тараканы

Как кузнечики

Как айские хрущи

И прочие насекомые

Короче

Он нас спас

От великой погибели

Каждая страница

Биографии Сталина

Летопись всей земли

Скрижали нашего бытия

Высеченные

На камне времен

Свет

Источаемый

Любимым вождем

Бесконечен

Доброта

Ни с чем не сравнима

Воля железна

Дела его

Будут жить века

С именем Сталина

Александр Македонский

Вел

Своих всадников

Через стремительный

поток

Граника

На непобедимые полчища

Царя персов

Дария 111 Кодомана

Изумляя храбростью

И друзей

И врагов

Вонзал свое войско

Как меч

В самое сердце

Римской державы

С именем Сталина

Римские патриоты

Лезли на пулеметы

 

Свевы сарматы гельветы

Тигурины галлы бельги

Греки бриты персы

Англы даки скифы парфяне

Бруктёры армяне херуски

Хетты хавки родосцы

Критяне амбронылузитанцы

Нумидийцы арабы лузитанцы

Нумидийцы арабы капидокийцы

Живут и умирают

С именем Сталина на устах

 

Иосиф Виссарионович

Как единодушно

Мы при вас голосовали

Как выбирали

Какие вокруг были

Важные сановники

Сила

Какие мундиры

Какие погоны

Швейцару

Ресторана Метрополь

Такие во сне не снились

Какие хлеба выпекали

Какие делали колбасы

Какие вина изготовляли

Каких рыб вылавливали

Какие сочиняли книги

Какие совершали открытия

Каких выкармливали свиней

Какие митинги организовывали

Какие дворцы строили

Какие руды выкапывали

Какие плавили металлы

Какие дела вершили

Какую жизнь созидали

Хочу сказать вам

Иосиф Виссарионович

Теперь

За то что я

Вас возвеличивал

Я могу

Крупно пострадать

Но я добровольно

Несу свой крест

Я помню как прежде

Когда вы были еще живы

Огнём

Ружейными залпами

Артиллерийской лавиной

Грохотом танков

Голодом холодом

Выкорчевывали из нас

Все человеческое

Гнали на убой

Как скот

На мясокомбинат

Им. Микояна

Судьба или злой рок

Что вами руководило

Одних вы душили

Ночью в постелях

Других изводили ядом

На восточный манер

Третьих тащили

В гемонии крюками

Сбрасывали со скал

Четвертых

Давили автомобилями

Михоэлс

Михаил Голодный

Пятых гноили

В аргастулах

Такой ужас

Объял людей

Что я часто думаю

А что если вы не умерли

А превратились

Неживым на время

Если явитесь

С вашим-то опытом

Умением

Крови

Я думаю

Натечет

Целое Цимлянское море

Какая обильная пища

Для земли

 

Мне кажется

Иосиф Виссарионович

Что такая

Чрезмерная жестокость

В вас происходила

Не потому

Что вы были жестоки

По природе

А потому

Что в наше время

Все перепуталось

Вам бы товарищ Сталин

Овец пасти

На склонах альпийских

Или кавказских гор

Стричь их и резать

А вы взялись пасти

Человеческое стадо

А его резать не надо

Таким вот вы

И запечатлелись

В моем уме

В барашковой шапке

С огромным ножом в руке

Вспарывающей

Живот барана

-----------------------------------------------------------------------

 

Алла КЕССЕЛЬМАН

ДООС

 

 

CANTICUM CANTICORUM

Поэма поцелуя

 

 

Каждый поцелуй

в небе – корабль

плывущий

к другому кораблю

Так пришвартовываются губы

к тающему

«люблю»

Наи-ин ударяется об Ауян

рассыпается Гонгариро

на малые гонги

сКИСает

туман на губах

КАСаясь

полумесяца.

 

В пещере поцелуя живет стрекоза

из двух коралловых

жал

Ее крыло – зеркало

в нем каждый

убивает себя

кто острей

тот падает первым

Мой язык течет за тобой 

в твой край

Лоа

луалаба

окаванго

пересекая мынлян

падает в красное море

где языками шевелится

глубина дна

 

Бронза девушка-ночь

встала из мрака дыханья

долгий звук поцелуя

в ней выдолбил

рыбу

внутри ледяные сады

в них эхо блуждает

по лабиринтам

девушка созерцает

дальний Предел Феодал и Киот

на ночь запирает

в прохладу своих садов

не отрывая зрачков

от мрака

Только рыба знает

ключ от воздушных дверей

 

Я не знаю

где скитается Китай

куда улетел Камерун

для меня ты единственный

остров суши

 

Любимая,

я твой предел феодал и киот

я твой ледяной сад

Петикаткоатль

Хельгафедль

Фьяльясьёкюдль

Муктинатх

Вайотапу

Мтарази

Мутитьялу

Я – Махал

Кхаукхойн твой

Кхаупингхантк

Я – цЙохойхтв

осхлкйх

кс – ксц

тс – тхстхец

сц

кц

ц

 

Любимая,

видишь Венеция неба плывет

погружаясь в свое отраженье

пальцы соборов

оставляя

на мануалах верхних небес

 

У колонн

прислонившись

Свет

рисует аканф Венеры

арабески

объятий

исТОНчают

тон тел

оставляя

ПЛЕСК…

----------------------------------------------------------------------------

 

Владимир ОПАРА

ДООС – лайнозавр

 

 

 

БОМЖ

 

он лежит на земле и слушает

шум трамваев в Париже

шум моря в Симеизе

журчанье ручья

мамины шаги

ласковый голос учительницы

он лежит на земле и слушает

осенний ветер ржавыми листьями

украшает его седые волосы

он лежит на земле и слушает

мокрые брюки

мокрый асфальт

визг трамвая

шаги

голоса

он лежит

на земле

----------------------------------------------------------------------------

 

Валерия НАРБИКОВА

 

 

СУЛТАН И ОТШЕЛЬНИК

Финал романа

 

 

И вот там, вот в этом переходе стоял конец.

– что значит конец? Ну, вот так вот в конце перехода стоял конец.

что, реклама что ли какая-то? Написано было?

– да нет, так вот просто конец стоял, вот конец сам по себе, так и стоит конец, что не понимаешь? Конец стоит, стоит конец.

не очень понимаю.

и там значит стол конец.

– а там, где мы были в этом доме, куда мы попались… в этом доме… где мы были? Как ты жила?

– ну, там такие две комнаты смежные, ванная, потом такой шкафчик с одеждой, потом мне завтрак приносили по утрам, вот, потом можно было рисовать, в общем, знаешь, все было хорошо! все было хорошо! все было хорошо!

– ты мне говоришь – все было хорошо?

– да, да, все было хорошо.

 

А ты, Маша, приходи ко мне в берлогу,

только я теперь на Севере.

Шкуру с меня тогда, конечно, содрали. Но я живучий.

Теперь на мне белая шкура – тут снега, холод, но я тебя согрею.

Как и тогда, было ранее утро, только летнее.

Серафим с Гульгуль вышли на улицу, а потом свернули в переулок. Там была маленькая гостиница, где останавливалась Гульгуль.

– ты подожди меня здесь, – сказал Серафим, – один момент, я только посмотрю на Валерию. – Это была маленькая гостиница.

Он вышел, назвал номер. Консьерж сказал, что номер не отвечает. Он вышел из гостиницы, вычислил номер. Второй этаж. Как раз и дерево было под окном. По древу он ловко вскарабкался. Окно открыто. Он очутился в нем. С подоконника он спрыгнул на пол. Что же он увидел.

Под простыней чуть только, показывая затылки, – спят. Они спали так, как им было удобно. Он склонился над ними. Ему хотелось шуметь. Но он бесшумно открыл дверь и вышел из номера, прошел мимо консьержа.

Было шесть часов утра. Он был готов.

Чем же занималась Валерия, что так крепко спал? А просто вчера со своим возлюбленным пошла погулять. И они разгулялись, то есть она нашла на тропинке какую-то маленькую железяку, а он нашел пластмаску, прикрепили эти штучки к картону, разложили все это на полу и стали ползать и чертить каракули, при этом так веселились.

И особенно, когда она послюнявила палочку, а он прижег картонку сигаретой три раза. Потом они валялись на полу и целовались. И она была с ног до головы в его поцелуях, а он – в ее. Потом ни переместились в постель и погасили свет. И там было такое движение…

А если кто-то в этом сомневается, то обращайтесь в издательство по адресу:

----------------------------------------------------------------------------

 

Валентин НИКИТИН

 

***

silentium!..

священна тишина

в священной тишине косноязычна

живая речь

а клинопись письма

мертва, как снег

но в ней есть что-то птичье!

ты помолись –

и стая журавлей

моих надежд (моих воспоминаний)

закружится, возьмет чуть-чуть

     правей

(прямей, уверенней!) –

над мертвыми полями

ты помолись –

и в конус световой

войдет душа, взволнованная птица!

как радостно моей душе с тобой,

какое счастье,

если воплотиться

 

***

голос улыбчиво-звонкий

с легкой, прозрачной стопой

но неожиданно зоркий

быстрый – он перед тобой,

опережая мгновенье,

вдруг остановит часы…

он не мираж, не виденье –

голос из глубины…

 

***

как эта ночь свежа!

как в эту ночь уйти?

мне звездная межа

проглянула из тьмы

в ней гаснет каждый знак

тоскою ослеплен

о если бы не знать

как мертвый знает боль!

ну что ж, пора итог

сей жизни подвести:

просыпался песок

и пустота в горсти

уже не услежу

волшебный окоем

лишь смутную межу

я вижу за окном

так эта боль свежа

так эта ночь зовет

и лезвием ножа

мерцает горизонт

ни зернышка в горсти

ни взгляда сквозь окно

зиянье пустоты –

отсутствие Твое

а комната тесна –

чтоб в клетке умер зверь

крест – переплет окна

крест изнутри – как дверь

смятение вины

иного не дано

и звезды не видны

и на душе темно

----------------------------------------------------------------------------

 

Юрий АРАБОВ

 

* * *

Прочное  в сменах придет и уходит,

оставляя следы, да и те слиняют.

Лодка нырнет.

Выныривает пароходик,

утюжком разгладит волну, залаяв.

 

Смены прочнеют. Иней на толстой ветке

обломает ее, превращая в рашпиль.

И в бутоне пестик, 

как буква в кроссвордной клетке,

укажет на слово, но ты его вряд ли знаешь.

 

Прочное в сменах и в семенах

молодое вино в молодых мехах,

и лоза, завивавшаяся искусно…

Отопьешь и сплюнешь под ноги уксус.

 

Душа не может резвиться в сменах,

вернее, резвится в возрасте насекомых,

с разбега с ветки на ветку смело,

за фалды дергая незнакомых.

 

Но когда стареешь, требуется остановка,

узловая, товарная, полустанок,

гудок далекий, початая поллитровка

и сосед, вспотевший от пересадок.

 

Остановка. Ветра коловращенье

уходит в паузу. Остановка.

И Бог решается на прощенье,

когда кончается поллитровка.

 

Когда кончаются диалоги

с луной, надкусанной посередине,

когда разъехавшиеся дороги

соединяются в перспективе…

----------------------------------------------------------------------------

 

Света ЛИТВАК

 

тексты,

составленные из слов,

состоящих из букв,

входящих в состав имени

 

(анаграмматическая лесенка)

 

галстук Маяковского

 

Я -

  им,

     как

       воск

          маски

             ковкий, 

                и Москва

                   с маковки,

                      моя киска,  – В.

                             Маяковский.

 

 

/валерий брюсов/ 

 

сорвал со славой «браво, бис!»

со всею силою обвис

собрал своей любви слова

и бросил с реи раб орла

 

(2003)

----------------------------------------------------------------------------

 

Генрих САПГИР

ДООС – стрекозавр

 

 

Свободный выбор

 

 

Сколько их!  Лица  Неразличимы

Господи! Где мы? Там  Где  Небо

Неужели скосят?  Края  Не видно

Созрели  Волнуется  Жатва  Господня

 

Зерна горят  Рассыпаются  Пылью

Гордая головка  Не  Оборачивается

Начертано Пред Как же выбор? Свободный

Визжат тормоза  На асфальте  Не ты

 

Только подумал  Уже убил  Грех и не думать

Даже и двигаться  Просто задел

Пошло – Покатилось – Толкнуло – Упало –

Под бросило – Щелкнуло – Пуля – в груди!

 

Что останется? Все остается

Ты умираешь – Это мираж

Да оглянись же!  Все как и прежде

Будто не кошена  Внове шумят

 

 

Как бы во сне

 

 

Не пошевелишь  Во сне  Губами

Губы онемели  Стали   Белыми  Кубами

Выговорить  Слова  не могу

С  Губ  Падает  Куб

 

Ворочаю кубы  С трудом  Но поднимаю

Как-то все  Иначе – явно  Понимаю

Весь в лесах  Как странное  Строение

Перестраиваю  Свое  Настроение

 

Не разбирая  Себ И складывая

Штабелями кирпича  Работа адовая ­

В груди  Разрастается  Небесная дыра

Почему-то надеешься   На торжество добра

----------------------------------------------------------------------------

 

Алина ВИТУХНОВСКАЯ

 

 

Ода Верблюду

 

С миллионного года до нашей эры,

Когда я не была и не буду,

Ты поешь человекоподобную Песню Зверю,

Проще – Оду Верблюду

 

Может, где-то и впрямь параллельно бредет верблюд

Соблюдая дистанцию между-и-между.

Но его по слову также не узнают,

Как чужую смерть по своей одежде.

 

 

– «Я» –

 

Ящерица любая кончается

Расщеплением ядерным

Ярмарочно Разукрашенно

Ясность уже наступает

С концом ящерицы,

С ее «я» чешуйчатым.

 

Притворство

 

Притворство мятное и ватное.

Что простота, что воровство…

Ворсинки слов на ус наматывать.

И дергать в ус, и дуть в него.

 

И убежать из скучной повести,

И жизнь заново прожить.

И вымысел суметь по голосу

как мглу на глаз определить.

----------------------------------------------------------------------------

 

Владимир НЕШУМОВ

Старый Оскол

 

* * *

Лукаво и недостоверно

лекального дано завива

свидетельство, оно без ветра –

водительства – воды залива

увиденное до волненья

увиливанье от веленья…

 

* * *

В море немой аморфности

в оре многострадальной

драки и – в новой мертвости,

раковиной спиральной

скатанному улитно

 

* * *

Всепрощение ветру, дали…

Ощущение: смерть увидит

превращение вертикали

Восхищения, свет увинтит

Осязанные паруса

В несказанные небеса

 

* * *

Если в изныве потном

вёсел снованье – сонно,

то в осознанье, полном

тайны, извне и сольно

свит из луны калёной

свет белизны – колонной…

----------------------------------------------------------------------------

 

Александр ЧЕРНОВ

Киев

 

 

КРИК  

 

Раздирает горлянку привычку

саблезубый заглатывать зонд

и елозит скрипичная смычка,

нарываясь на острый резон.

Пусть рубильник в кровянку расквашен,

убедительно и свысока

прокричу глубочайшей из скважин

откровение от байстрюка:

– Ослепила бензольные кольца

мне горилка в подольской корчме.

Бесполезно молиться на Солнце,

если Бог обитает во тьме.

Ну, а если … а если … а если

по команде Творца: «Отомри!»

взяли бы и взаправду воскресли

первобытные парни земли.

Прорвались бы чумой через морок,

очищая от падали рты.

О, какой навели б они шорох!

Динозаврам

       и прочим – кранты

 

* * *

                                 Маше

 

Строгая дневная оболочка

в сочной совокупности такой:

откровенно, выпукло, порочно

под ночной пульсирует рукой.

 

Внешне равнодушная к восторгу

(на гусиной коже – муравьи),

ты меня всегда сбиваешь с толку

нолевой готовностью к любви.

 

Дружная игра в одно касанье

обнажает бедра или грудь –

бурного эдемского изгнанья

умопомрачительная суть.

 

Нагота светла и многослойна,

если подноготная тесней …

Засыпая, вздрагиваешь, словно

близость продолжается во сне.

 

 

НИШЕАНСТВО

 

Наступает ущемленье ниш

крепкое, как водка “Absolut

оставайся там, где ты стоишь,

в Киеве иначе не живут.

 

В шароварах булькает гопак,

ритм, усугубляемый ногой,

рушится отарой черепах

в яму средь булыжной мостовой.

 

Ниша – парашютное жилье

в шине с отлетевшим колпаком,

или лозунг «каждому – свое»

в пасти с аллеманским языком.

 

Лопнув, ниша ходит за тобой,

но на это лучше не смотреть,

как пещерный борется медведь

с огнеметным ангелом Михой.

 

Жжет глаголом пламенный Миха

самого Мазоха опроверг:

не Венеры прячутся в меха,

кое-где мех лезет из Венер.

 

Между прочим, даже среди ниш,

то есть между гротами и ртом

есть такое, что не объяснишь

удовлетворением сторон.

 

Это ахиллесово пятно

с головы снимаешь как чулок,

в устных нишах исчезает дно,

в книжных – пропадает потолок

----------------------------------------------------------------------------

 

Сергей БИРЮКОВ

ДООС – заузавр

Германия

 

ПЕТЕРБУРГСКИЕ СНОВИДЫ

 

***

окошко

ок. ошко

шок

о, кошка

ушко

 

***

если ве сна,

то зи  ма,

а еще бывает

о, сень,

а еще бывает

ле --- то

 

***

поэзия стр

поэзия стр

стратегию

выстр

быстр

 

 

***

мы говорим Е

получается И

мы говорим О

получается А

мы говорим Ы

получается И

уж не говоря

что Ю – У

а Я – А

мы говорим

зря-а-а

(в двух смыслах

 

***

так нежен воздух

влажен

вла-жен

 

***

о-дно касание

достигает дна

од-на

 

***

пространство от

пространства к

в петербурге идут

друг к другу

и видеть можно

друга

издалека

из далека

----------------------------------------------------------------------------

 

Максим БОРОДИН

Днепропетровск

 

ЖЕНЩИНА

 

О. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .. высота

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . взгляд

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .язык

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .шея

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . . . . .дышать

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .живота

. . . . . . . . . . вхожу.. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .шаги

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . улица

 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  . . . я.

-----------------------------------------------------------------------------------------------

 

Хендрик ДЖЕКСОН

Германия

 

* * *

Я живу в средневековосочащихся обшарпанных стенах,

на бельевых веревках – обрывки славянской ткани,

ни намека на тепло эллинизма, здесь печка пожирает

серный уголь, и нет, вероятно, подковы

над входом, и хлопают хрюканью

в языческом звукобунте. Зато не найдешь

никакого Эльдорадо, никакого бесплотного жужжания

тысячесветов, ни гусинолапчатого набивания с примечаниями

к этой и той неизменной медовухе лотофагов.

Только икроволосый смех на стенке

напротив или непрерывные трели трамваев

над пожарной стеной, да кивание, нагоняющее дремоту.

Но сейчас приходят римляне и пьют всевозможные

коктейли, кивают вежливо на зов времени.

Разумеется,  не твоего, Batjuschka в теплой шубе.

 

Вывел автора из немецких стен  в русское пространство Сергей Бирюков   

----------------------------------------------------------------------------

 

Михаил БУЗНИК

 

 

Посвящается Hélène Dorion

 

 

1.

Младенцы бессловесны.

 

Почему же их душами

унесен горизонт? –

вернувшийся.

 

Тот, что делит мир –

на зоны неба,

неблизкие.

 

2.

Красота Hélène

это плоть

небесная от

реальности

ожившей.

 

От безмолвия мира

горнего – на тех

холмах, которые

принесли ангелы

к ее стопам.

 

3.

Теперь некуда

спешить.

 

Большие качающиеся

замки, как вогнутые

зеркала,

находят пространство,

в котором Hélène

была вечно.

 

4.

Листки календаря –

недописанные…

 

И терпение мозга

в тысяче картин

жизни,

ранами лучей

пересеченных –

обласкано…

 

5.

Невидимое

расталкивалось

на письма…

 

И кривизной неба

стали закружившиеся

вести: как

снежинки

в заостренных провалах

бытия

 

6.

Сгусток света

первозданен.

 

О карающем

цвете крови –

помнит.

 

Справедливость

потусторонняя

в руках Hélène.

 

Предвестие ли –

в них разлито?..

 

7.

Пробуждение –

в свете лунном,

распарывало

живые оболочки

сна…

 

И вдруг переливчатые

ризы отражения –

раздвигали сроки

земные…

----------------------------------------------------------------------------

 

Ольга ИЛЬНИЦКАЯ

 

 

– БУАНО ГУАБИТО –

 

Птицы начинают петь в семь сорок. А я раньше. Сейчас придвину кресло к зеркалу. Отразится окно. Посижу-посмотрю. Ты видишь каштан, березу, две рябины, сирень и синичек. Что? Нет, это не я тебя задела,  наоборот. Тогда, ты помнишь? – пасмурно было. Ветром платье сорвало с веревки, оно три часа болталось на каштане, подолом мело по головам прохожих. Стеснялась я невероятно, казалось, все голову задирали, ноги мои видели. Все, все теперь в порядке, давно висит  на вешалке, где следует...

Поговорим по-русски? Ну, когда по-русски, то всегда о Льве Николаевиче. Безухов хорош, а Лев Николаевич? Он загубил Наташу, они вместе и загубили. А что Пьер, интеллигенты чаще всего оказываются домашними садистами. Домостроевцы. Лев Николаевич в дневнике не очень симпатичный. Да. Что ты понимаешь в Андрее. Князь высок был и тонок. Вот лучшее во Льве Николаевиче – молодые Болконские. Брат и сестра. Нет, не Ростовы. А что  Наташа? Да такие женщины до старости – маленькие собачки. Постареть и ты постареешь. Все стареют. Чай тогда будем пить с карамельками. Нельзя с шоколадом, это антидепрессант. Почему это – надо? У нас старость будет светлая. С шоколадом – не надо.

Сидела перед зеркалом, всматривалась внимательно. Волосы рыжеватые. Глаза бутылочного стекла. Тонкий нос, родинка – мушка над губой,  капризно изогнутой. Оттопыренные уши. На вид все восемнадцать. А то и двадцать. Густой и мрачный голос. Но себе нравилась современностью – свитер на без лифчика, брюки, а не джинсы. Туфли на плоском. И  –  поговорить о прекрасном. Литература. Природа. Погода. Никакого дурного тона – политика там, проблемы СМИ... Ну, и о главном.

Вот ветерок пробежал по верхушкам деревьев, и дуновением  взметнулась рыжеватая прядка, глаза расширились: ведь наступая на тень, шел с прозрачным взглядом!  В руке нес чемоданчик, и светились в нем пара чистая, принадлежности бритвенные, флакон с "русским лесом", папиросы "Сальве", погоны запасные. А на плече сидела сорока. Шел, проходил мимо…

Сидела сорока на плече, звездочки на погоне не не прикрывала. Явно военен, подвижен и небледен. Ушел тридцать лет назад, вернулся с дуновением ветра. Молчал недолго. Было понятно, что все благополучно. Песню запел: "И долго, долго над грозной Волгой мне снился Дон и ты над ним". Рванул ветер пригоршню листьев. Каштан пошевелил пальцами. Руку протянула к блокноту. Темнело быстро за окном и в комнате. Опустело зеркало. Говорить по-русски стало не с кем.
Прочитала шепотом:
параллельность прямых не обеспечивается
продолжительность взгляда минимальна
сырьевая база расконсервирована
когда дождь манна небесная разбухает
утепление нулевое
у девчонок ноги короткие на высоких каблуках
не понимаю почему моя дочь не хочет знать

иных языков
что за любовь к русскому
можно вообще не разговаривать
если не о чем
какая разница на каком молчат
плывущие вверх по рекам убитые солдаты
интересно что она думает обо мне
куда задевался мой блокнот
в мерцании смутном заберу спустя  когда кревы руят деркви на логре мунить кипарокта форита зуна куратера но ся ливара тифаляно

Пошел дождь, сбил цвет сирени. Пятицветия вознеслись и растворились в лиловеющих облаках. Запахло грозой. Град поставит отметку на предплечье, надо руки прикрыть, блокнот спрятать в ящик стола, свет включить в отцовском кабинете.

Сегодня день папиного рождения.
Опустила штору на открытом окне. Штора колебалась, как маятник, равномерно. Стрелки часов пошли в обратную сторону. Выпила водки не закусив. С каждым мигом становясь моложе,  папа затухал в памяти.  Мысли в голове Путались врастая Смыслами На ином Языке Сочетаясь со старыми от Совмещения смыслы не Прояснялись  внимательно Вслушиваясь в затихающий Голос тонута дара фортиура. Дираба вио кува хну. Гутира дона туро рашу, буано доти гуабо ру.... Буано гуабито

 

2002 г

----------------------------------------------------------------------------

 

Сергей ШАРГУНОВ

Лауреат премии «Дебют»

 

 

ЦВЕТНИК

 

«И сына своего не приголубит…»

(Шарль Бодлер, «Цветы Зла»).

 

 

Умер мой папа Шарль.

Заплакала мама: «жаль»

 

Мой папочка Шарль Бодлер

дерьма отличный пример

 

Тихий час. Ком на теле.

Цветы зла

вырастают в  комнате

из темного угла

                  

Цветы — тупы,

их зло устарело,

и их шипы

актуальны трупу Бодлера

 

Мой родственник Шарль Бодлер

был склонен к тихому злу,

даже, когда я болел,

он порол меня в том углу

            

Папа-бомж, папа-милиционер

лучше чем папочка Шарль Бодлер!

 

Я в угол главою никнул,

папа шептал: «сынок»,

с ухмылкою уголовника

он мял меня, как цветок,

            

порол меня тем ремнем,

что обвивал его туго,

мы были совсем втроем:

я, папа-поэт и угол…

            

Ремень не любил промашку,

я ненавижу ромашку…

«получай!»

…лилию, иван-чай

 

Умер папаша Шарль,

цветы испускают жар

 

Цветы не спускают глаз,

папа в гостях у нас

 

Мне жарко, мне жутко,

мне поет незабудка:

 

«Привет от папы Бодлера

он в зверствах не знал барьера»

 

 

А В.

 

жизнь: бреду в бреду,

смерть: гребу в гробу.

поп, попутный, дуй

отпевай — рабу.

 

эта переправа

через бурный гром.

а рука костлява

схожая с багром.

 

дует дует дует

поспешает гроб,

чтоб волну тугую

исправлять как горб

 

уплывала чтобы

я по черной Оби

и глядела в оба

или лучше в обе

 

в обе я глазницы

прямо в черноту —

 

подо мною птицы…

самолеты ТУ…

мужики (наколки,

зубы в табаках)…

бабы-мокрощелки… —

 

как на каблуках

щелкай, щелкай, щелкай

милый мой скелет

 

вышла на тот свет

в двадцать восемь лет

----------------------------------------------------------------------------

 

Кристина ЗЕЙТУНЯН-БЕЛОУС

ДООС

Франция

 

 

О смерти или хорошо, или ничего

 

Искусство и литература иногда наводят скуку. Смерть же скучной никогда не бывает.

Паскаль считал, что легче умереть, чем жить с мыслью о смерти, причем, сам он думал о ней непрестанно.

Я тоже часто думаю о смерти, но почему-то всегда с радостным чувством, хоть я и агностик, в отличие от Паскаля (а, может быть, именно поэтому).

Каждое утро, когда просыпаюсь, я первым делом вспоминаю, что когда-нибудь умру, возможно, потому, что миг смерти схож с мигом пробуждения.

К тому же мысль о смерти очень помогает жить.

Мы не живем, нам это только снится.

Жизнь – отражение смерти в кривом зеркале времени.

Изнанка жизни – смерть… Жизнь вывернули, как перчатку, внутри – мы продолжаем жить и ничего не замечаем.

Я мыслю, значит, нет меня. Или, во всяком случае, не будет.

Жизнь – всего лишь трагическая маска на лице смерти.

Смерть – это соль жизни, лучшая у всех приправ, без которой жизнь безвкусна, во всех смыслах этого слова.

Шопенгауэр утверждал, что смерть – это музыка философии, что философия просто невозможна без смерти. Но возможна ли смерть без философии?

Гейне говорил, что жизнь самая страшная из всех болезней, от которой единственное лекарство – смерть. На самом деле, если жизнь это болезнь, то совсем пустяковая, что-то вроде насморка, – ведь от нее всегда выздоравливают.

Яйцо – довольно расхожий символ жизни. И только смерть позволяет нам вылупиться из яйца.

Нет, не смерть убивает нас. Мы, умирая, убиваем смерть.

Вот говорят – запах смерти. А ведь смерть, она как деньги, она ничем не пахнет.

Смерть – это,  может  быть,  всего  лишь промежуток вечности между душой и призраком души.

Для художника смерть – это тоже вид творчества.

О смерти говорить, что жизнь в ступе толочь.

Без смерти жить нельзя.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Мотоциклистка

Рисунок Кристины Зейтунян-Белоус

----------------------------------------------------------------------------

 

Л и т е р а т у р о в И  д е н и е

 

 
Евгения КНЯЗЕВА

кандидат филол. наук

Пермь

 

 

Традиции авангарда в метаметафоризме

Фрагменты докторской диссертации

 

Метаметафоризм связан преемственными отношения с кубофутуризмом и обэриутами.

В каждой строфе текста представлен тот или иной тип выворачивания (горизонталь-вертикаль, внутреннее-внешнее, прошлое-будущее, низ-верх), реализующий идею всеобщей взаимосвязи и зеркальности мира. Эта идея проявляется в использовании принципа анаграмматического построения образа, характерного прежде всего для поэтики К.Кедрова. Рассмотрим его стихотворение «Анаграмма грома».

 

Вестминстерская тьма

И тьмы морока вестерн

Туман отгадки мути тьмы

Мутаций темы меты

Немоты

Анаграмма грома

Дальнейший вечер вычерчен луной

Стереотипен гром

Двумя углами

Ломая небо

Молния летела

Разламывая тело на куски

Дальнейший путь был выявлен грозой

Восьмерки звезд

Отслаивая небо

Тянули взгляд

наслаивая небо на себя

Громоздкий горизонт петлял и пел

Ломился мрак крамольной мукой

Виднелась непомерная юла

Юлящая с востока на восток

Исторгнутая верхним плоским смыслом

В распахнутую распашонку

Спеленутого вихрями младенца

Вышвыривающего мир из колыбели

Насыщенной трагическим режимом

Настырных райских кущ

Настоянных на звездах

Распеленай луну

Будь черствый духом

Без которого смысл ниоткуда

Догнал и выгнал

путевую петляющую орбиту

обгоняющую себя и свободу

на последнем истинном повороте

где всемирной памятью отражен

тонет вдаль себя слабеющий от надежды

насыщаясь искренностью пространства

и преступления

Долг будущего как бы клапан

Всасывающий сердце в слабость

как бы трепеща

Будто проваливаясь

Словно оседая

Когда стена проносится вихрем мимо

И ты минимум себя

 

Слова «вестминстерский» и «вестерн» не относят нас в контексте изображаемого мира к каким-либо конкретным реалиям. В них носителем семантики оказывается звуковой комплекс «вест», обозначающий запад. На западе садится солнце, наступает тьма. Слово «муть» является анаграмматическим прочтением слова «туман», что сополагает неопределенность отгадки и мрак. Гром как явление природы (отраженные от облаков и поверхности земли акустические колебания, вызываемые разрядом молнии) откликается «громом» в тексте (анаграммой как отражением (звуковое эхо) колебания (искажения, перестановки)). «Восьмерки звезд» представляют собой традиционную модель метаметафорического пространства – ленту Мебиуса, по которой путь бесконечен. Обнаженность, открытость этого петляющего пространства  всегда подчеркивается. Такое же «наслаивание» плоского неба происходит и в данном тексте, т.к. восприятие человеком окружающего мира еще евклидово. В этом измерении луна предстает «юлой», в отличие от заходящего солнца, вращающейся «с востока на восток». «Распашонка» – аналог «прямоугольного» неба, в котором рождается месяц. Необходимо его распеленать, «вывернуть» в мир. Этот вечный процесс сжатия и расширения, вдоха и выдоха описывается  и относительно смысла, отраженного культурной памятью во всевозможных формах, «слабеющего от надежды» и останавливающегося в неподвижности; и относительно долга будущего; и относительно человека, который, с одной стороны, - центр, а с другой – «минимум «я», замерший на себе. Кульминация текста связана с достижением в процессе становления внутреннего мира героя нулевого времени-пространства, т.к. оно соответствует состоянию Вселенной, близкому скорости света.

 

Центр екнувшего пространства

Не сходя с места

Остановился

На самом себе

Мимо пронеслась вся вселенная

Садня ладони

Ты немея произнес

«лю»

и уже закручивалась юла

вокруг тела

словно кринолиновая галактика <…>

 

Герой, не договаривая слово «люблю», порождает вокруг себя закручивающуюся галактику. Образ «юлы» строится на анаграмматическом прочтении «лю».

 

В тот миг вдох и глоток

Едва различимы

Выдох опрережает вдох

Ты летишь в себя сквозь себя

Не сходя со стула

Отяжелев как камень

Брошенный в воду

Тело как пристань корабля-неба

Борт разрастается и саднит канат

Так

Пришвартовывается суша

Ударяясь

о непомерно разросшийся Зодиак

уже прикрученный к небу

все еще летит откуда-то взгляд

все еще притягивается куда-то

так отяжелел дебаркадер

притянутый кораблем

тело ноет всеми лебедками

тянущими в лебединое небо

и уплывает из-под ног

палубная земля

трясущейся рукой ты ощупываешь себя

в этот миг

лик

как

мяч

летит  от ладони

коснулся щеки

а может быть лба

все улетает вглубь

или от тебя

 

«Полет» в самого себя связывается со временем, но это путешествие во времени выглядит неподвижным в пространстве («не сходя со стула», «отяжелев»). То же мы

можем найти у Хлебникова: «Ты прикрепишь к созвездью парус, / Чтоб сильнее и мятежнее / Земля неслась внадмирный ярус, / А птица звезд осталась прежнею»  («птица звезд» – очертания галактики на небе). Кедров размышляет о превращении Земли («пришвартовывается суша») в движущийся космический корабль, приближающийся к скорости света. Зодиак является пристанищем, поясом неба, по которому солнце совершает свое видимое годовое движение. Нахождение человека на подобном корабле-суше лишает его ощутимой внешности, земной оболочки, разлетается в пространстве: либо растворяется в нем, либо выворачивается вовнутрь. Остается только незримое трепещущее дыхание. В метаметафорической поэзии мотив дыхания связан с творческим процессом (и, наоборот, творчество естественно, как дыхание). Дыхание оказывается ритмически упорядочивающим явлением (аналог процесса сжатия и расширения Вселенной).

 

только дыхание

в тебе трепещет как рыба

да время от времени

всплывает изнутри свет

магниевой стружкой

выхвачен откуда-то этот мир

то ли тот то ли этот

в нем все неподвижно и все летит

тогда и отныне

в немеющую губную лобинку

из неразжатых уст вылетает слово

оно прозрачно и оловянно

как гиперсфера

поглощенная псевдосферой

оно пульсирует и напоминает Агни

ангина и Ангел его оборона

оно оброненное

и глаголющее алголом

алгоритм любви

анаграмма грома

 

Слово, произнесенное на «одном дыхании», сравнивается с гиперсферой, поглощенной псевдосферой. Нужно отметить, что Кедров пользуется терминами теории относительности, которая дает две космологические модели пространства-времени: замкнутую расширяющуюся (сферу) и открытую вселенную с отрицательной кривизной (гиперсферу). С вселенской точки зрения любое дискретное событие земного мира растягивается, как веер, в четырехмерном континууме.  Слово по аналогии с этим предстает «пульсирующим» пучком разнонаправленных смыслов. С помощью анаграммного построения сопоставления создается образ Слова как Агни (огня), ангины (семантика болезненности, воспаления) и ангела (божественного посланника), призванного передать «алгоритм любви» алголом, языком программирования 1960-х –1970-х гг. Суть его – «анаграмма грома», способность отзываться и «потрясать» мир.

Концепция метаметафоры строится на богатой культурологической, философской и литературной основе, в  ней учитываются достижения предшественников и намечаются перспективы дальнейшего развития подобного мировоззрения. Отсутствие резкого разрыва с традицией объясняется, на наш взгляд, двумя причинами. Одна из них заключается в том, что, являясь авангардной по характеру, метаметафорическая школа не может не опираться на опыт авангардизма XX века, т.к. авангард уже сам стал традицией.

----------------------------------------------------------------------------

 

Татьяна ЩЕРБИНА

 

 

Замкнутый круг

 

Какой же ты замкнутый, круг!

Ни дырки в тебе, как в заборе,

ты даже не скреплен из дуг,

а просто бескраен, как море.

Тебя хоть в восьмерку свернуть –

дурной бесконечности знаком

и то не постичь твою суть.

Лишь звезды набив зодиаком

на голом твоем колесе,

возможно найтись по прописке,

проверив созвездия все.

Как все они могут быть близки,

но как далеки от меня,

кудрявые, лысые звезды!

Им даже не хватит огня

согреть меня осенью поздней,

им снега не хватит зимой,

весной – ручейков и тропинок,

в жару у них нет эскимо,

и врет гороскоп без запинок.

Есть формуле круга отпор:

движение пуще неволи –

бежать до тех сладостных пор,

что больше не чувствуешь боли.

Бежать от дождя, до угла,

без цели бежать, без оглядки,

а там, где надежда легла –

там обруч, там мертвая хватка.

----------------------------------------------------------------------------

 

Николай БЕЛЯЕВ

Село Ворша Владимирской обл.

 

Бедаские бедаврики

 

Фрагменты

 

1.

Избёнка – бедёнка, да банька – беданька,

в хозяйстве – Буренка, да кошка Матанька,

два белых котенка, да куры – бедуры.

Еще – огородик, где можно с натуры,

с репьев и в малиннике дикорастущем

писать незабвенные райские кущи,

а можно натурой чуток подкормиться…

(Но это уж, если совсем не лениться,

а вкалывать, гнуться, шустрить, как синица.

Спасибо картошка – бедошка родится!)

 

В бедометре время сверчкует, как старь.

И в рамке портретик: Бедарь – государь.

 

Беданией или Бедунией звали

страну, где бедуньки беду бедовали,

и верю, не зря говорят старики,

что все мужики там звались бедунами.

 

Но как распевали они на диване

по праздникам,

странную песню сложив:

«Беда ли ты наша, родная Беданья,

увижу ли краше, покуда я жив?»

 

Была подозрительной песенка эта,

но даже бедисты – любили и пели

нехитрый мотив и вопрос без ответа,

хоть все-таки бдительны были и бдели!

Держали на мушке, на точном прицеле

других бедуновнесунов остракизма,

не веривших в пользу и в высшие цели,

и в непобедимость бедизмагоризма

Ученье, бедее которого нет,

на сущность Беды проливавшего свет.

 

Но что-то с бедейшим ученым случилось,

в итоге чего-то не то получилось,

в огне и в крови на дороженьке той

само оно стало Великой Бедой.

----------------------------------------------------------------------------

 

Вилли МЕЛЬНИКОВ

ДООС – лингвозавр

 

Языки: эйютт-мхиар, нгафтуэ

 

 

 

Непереводикость этих стихоткровений – взлет древних возрождемонов, нашедших свои спасительные аквалангелы для ныряния в глубину воспламенеба, чьими снами продоносит созвестие Северной Стрекозы, что опустилась на шелеству древа поэзии, оживляющего невидимою кроною окаменедра прозы и вздевающего ввысь всему-наперекорни, расцветающие свето-мата-форами. Комета-метафорыскафандромеда, которая берет за куру отчаявшийся неодушевлёд и помогает ему отыскать перевоплощель в насмехаосе межвремений, возомнивших себя Компьтермометрами Любви. Отныне они перерастают в Любовь Ком’beautyра к добрым примета-метафоризмам.

 

«Пост-вскриктум» к поэзии  Константина Кедрова. 28.1.2003.

----------------------------------------------------------------------------

 

ELSAS

(Елена Сазина)

Германия

 

место имени я

 

снами туманятся ломкие мы сли

с нами там манятся хрупкие вы си

сами меняются луне вы лики

с именем матери лобные крики

семенем минется лети я боли

с миром не смирятся ты сячи боле

с миртом ритмуются

с мерт

you

 

я

 

Я

бя

себя

себе

ябеда

я             ле

я да

я лебеда

я чья

беда

я чья

рада

я череда

я через да

я clever

----------------------------------------------------------------------------

 

Вячеслав КУПРИЯНОВ

 

 

Стрекоза и рыба

 

Стрекоза в полете – гроза,

если слушать ее муравьям.

Рыба смело смотрит в глаза

утопающим и кораблям.

 

Стрекоза

над водой –

молния!

Но ломая полета линию,

она в насмешку над волнами,

задевает их крыльями.

 

Тогда вода выдавливает рыбу,

и рыба ринется, колебля тело,

на стрекозу. В ее стремленье смелом

слепая убежденность рыбы,

что ей необходимы крылья.

----------------------------------------------------------------------------

 

Вадим РАБИНОВИЧ

ДООС – доосозавр

 

КОЛОКОЛ И КОЛОКОЛЬЧИК

Специально для ПО

 

Плетясь по Страстному к Трубной, я увидел огромный – во всю небесную ширь – плакат с тремя бездонными О, которые, словно три омута, втягивали в немую сутемень удушья.

А ведь О! изначальное – это вос-торг и вос-хищенность. Как впервые и только что. А тут как в последний раз. Похищенность… С концами и навсегда. И этих О – три. Три омута на Трубной. ООО – три ноля от двухтысячного. Три вдоха – вдох на вдох, и еще раз на вдох. Трижды перехват дыханья. У-душье души… Дело – труба

Три О, неотделенные точками, оказались инициалами – аббревиатурой общества с ограниченной ответственностью, свидетельствующего чудовищное: общение в границах и рамках, с препинательно-зпретительными ограничениями. Не потому ли эти три петли – три О – не сливались в слаженное трио логосов-голосов. Не сливались, покуда вслед за этими тремя О – ООО – не высветилось название этого общества – КОЛОКОЛ. И вот уже слово творимое и слово творящее из нищенского количества литер числом всего три – К, Л, О – взметнулось великой звонницей на всю Ивановскую (а ведь мгновение назад – подземно-трубную, вобравшую всю Неглинку, стозвонную и колокольчатую когда-то).

Слово разговорилось, раззвонилось, разошлось. Разволновалось… Пир первословья: око, локон, клок, о’клок, кол, коло-кольчик… А все вместе – КОЛОКОЛ: «на башне вечевой», «по ком звонит…», «царь…» И написалось:

 

 
На тему колокола

 

Ни дзень, ни дзинь, ни эха в трубе…

Неужели звонарь устал: –

Устал звонарь… Но сам по себе

Колокол клокотал.

 

А воздух скрипел, как наждачный вжик,

Взвивая за клоком клок,

А один зацепился за медный язык:

Пожалте на Five oclock!

 

Но и тогда – не веселил…

Неужели металл устал? –

Устал металл… Но изо всех своих сил

Колокол клокотал.

 

Глухо и гулко старая медь

Гасила волной волну,

Как если бы вдруг взревел медведь,

Волком взвыв на Луну.

 

Просто так, от первой звезды,

Настраиваясь на астрал

И на бескрай полой воды

Колокол клокотал.

 

Все обертоны в один сводя

Стон – вкруг литеры О

Это был я, Всё выводя

Из этого самого О-О-О:

 

Локон из колокола в судьбе

Колечком вкруг ока сплетал –

Около омута… О тебе

Коокол лепетал.

 

А лепечет все-таки колокольчик: «колокольчики мои…», «однозвучно…», «…на тройке с бубенцами…» Душа в душу. Окликает и окликается…

Но колокольчик уже был. И пока не предвидится. А колокол – остается. Гуд, гул. Эхо. Клокочущее… А…лепечущее – только в утренней памяти. Зачем?..

----------------------------------------------------------------------------

 

Галина КАРТАШОВА

Брянск

 

ДНКа рма

 

 Дороге

    Нет

       Конца

     Далек

   Начала

 Космос

     Двойная

         Нить

           Кольца

        Дрожит

     Надежды

        Компас

           беД

 недоступеН

                знаК

           исхоД

      неясеН

   клетоК

      лаД

   эталоН

          маяК

           аД

      геН

 марионетоК

 

 

Дополнение

 

Воскресение Есенина

Голгофа Мариенгофа

 

Сретение Терентьева

 

Дхарма Д.Хармса

Учение Крученыха

Урок Гуро

----------------------------------------------------------------------------

 

Иосиф РОЗОВСКИЙ

Израиль

 

Из поэмы «Сионские летописи»

 

 

ИЕРУСАЛИМ

 

Если нет реки, то и нечему зваться Стиксом

(Вот в таких деталях порой ошибались греки).

Оттого Харон и устроился тут таксистом.

На безрыбьи нашем плотвой серебрится шекель.

 

На безречье нашем, где солнце всегда в зените,

Исчезают тени – какое уж там их Царство.

И забытым предкам нет входа в сию обитель,

Где сестрица Смерть вместо яда дает лекарство.

 

На безмифьи нашем аттический ум пытливый

Обнаружит сходство с Аидом твоим, Эллада,

Разве только в том, как незряче бредут оливы

За Орфеем здешним – за призраком водопада.

 

За смешенье мифов, Эллада, прости Орфея!

Ведь и песнь его – вся из скифских степей убогих.

Эвридика в хаки, под армейским ярмом потея,

Не пройдет за ним даже меньшую часть дороги.

 

Остановится там – у незримой своей границы,

Да зеркальным взглядом его немоту удвоит

В плотной той среде, где из каменных пор сочится

Вещество судьбы, как смола из-под темной хвои.

 

И безречья нашего греку неведом выбор

Между смертью и смертью, но смертью иного рода –

Он в летейских водах, где плещутся, словно рыбы,

Труп, покой обретая, живая душа – свободу.

 

 

На безречьи нашем, из памяти уплывая,

Лишь прощальный шекель Харону в ладошку вложит

И сойдет на берег безводный душа живая

В царстве мертвых душ, но живою обитых кожей.

----------------------------------------------------------------------------

 

Алексей НАТАЛИIН

 

 

Для Понимающих и Видящих. или, по крайней мере, для тех,

кому удается казаться таковыми...

 

Однажды Веселый Слоник повстречал Не-Такого-Веселого Ослика. И это его просто ошеломило. Никогда в своей долгой (так ему казалось) жизни он не думал, что можно просто так вот быть «не-таким-веселым». Для самого Веселого Слоника радость была во всем: солнышко светит – хорошо, таинственные звезды вокруг – еще лучше, главное, – что рядом всегда был ласковый, надежный, мягкий до восторга и умелый до восхищения Мамин Хобот.

Но как же так? Неужели бывает по-другому? Озадаченно спрашивал Веселый Слоник, глядя на Не-Такого-Веселого Ослика. И где же хобот? А где же тот самый – волшебный – Мамин? Разве так бывает?!

Вдруг для Веселого Слоника все стало ясным. Во-первых, он понял, почему его вопросы оставались без ответа. А во-вторых, и это было самым большим открытием всей его долгой (так ему казалось) жизни, он вдруг ясно увидел преимущества своего не очень большого роста. Все дело в том, что ответы, которые он искал, были тут. Рядом. Но, удивительное дело – впервые за свою долгую (так ему казалось) жизнь все это было доступно только ему. И никому из возвышающихся рядом Больших Слонов.

Глаза. Удивительные, теплые, все видящие и все вмещающие, обрамленные чудесными, словно расчесанными нежным Маминым Хоботом ресницами. Глаза, которые притягивали и расслабляли, Глаза, которые одновременно вопрошали и давали ответы на все вопросы. Глаза Не-Такого-Веселого Ослика.

Они разговорились. Точнее, разговорился сначала только Веселый Слоник. Впрочем, он всегда отличался любопытством и общительностью, только вот не всегда и не все его внимательно слушали. А Не-Такой-Веселый Ослик поначалу только и делал, что задумчиво выслушивал все, что срывалось с язычка Веселого Слоника. Только когда Веселый Слоник то ли оттого, что устал говорить, то ли просто из вежливости замолчал, Не-Такой-Веселый-Ослик все также задумчиво произнес:

– У всех у нас их много. И все они разные.

Этот ответ озадачил Веселого Слоника. Дело в том, что все его рассуждения сводились к одному. Он все время хотел выразить свой восторг в отношении впервые увиденных чудесных Глаз вновь обретенного друга. Но это у него получалось не совсем удачно.

Потому что депо было в Глазах, но не только в них. Что-то там было еще. Но вот что?

– Как это много? – удивленно переспросил Веселый Слоник.

– Маленькие глаза для маленьких вещей и Большие Глаза для того, что побольше, – охотно пояснил Не-Такой-Веселый-Ослик. Потом помолчал и добавил:

– Маленькие глаза для того, чтобы видеть. Большие Глаза, для того, чтобы чувствовать. То, что ты видишь Большими Глазами похоже на то, что ты чувствуешь, когда Мамин Хобот касается тебя. Помнишь, как в эти моменты всегда хочется прикрыть маленькие глаза? Это потому, что Мамин Хобот помогает распахнуть Большие Глаза. А когда открываются Большие, маленькие становятся просто временно ненужными...

Да, такое Веселый Слоник помнил лучше всего на свете. Ну как же не помнить, если это были самые счастливые моменты его долгой (так ему казалось) жизни? Веселый Слоник немного помолчал и решился задать главный вопрос.

– Скажи, а почему ты Не-Такой-Веселый?

– Почему не такой веселый? Потому что все больше радуюсь тому и тем, кого вижу не маленькими глазами, а Глазами Большими. Все, что видят маленькие глаза – вызывает маленькую радость. Все, что видят настоящие глаза – Большие Глаза – вызывает радость настоящую, Большую. Вот только маленькие глаза начинают немного грустить.... Попробуй посмотреть на меня своими Большими Глазами и ты увидишь другое.

Веселый Слоник уже знал секрет. Он живо представил как ласковый и прохладный Мамин Хобот нежно обнимает его и начинает тихонько щекотать его ухо. Его глаза (теперь он знал, что это всего лишь маленькие глаза) немедленно закрылись и... Он это увидел! Не-Такой-Веселый Ослик мгновенно превратился в Не-Достижимо-Веселого Ослика! Светящегося от любви и счастья. Веселый Слоник вздрогнул и открыл свои привычные маленькие глаза.

Уф-ф! Только и смог он произнести с восторгом глядя но вновь ставшего Не-Таким-Веселым Ослика.

Некоторое время они молча шли рядом.

Веселый Слоник искоса поглядывал на Не-Такого-Веселого Ослика и старался смотреть на него одновременно и маленькими и Большими глазами. Пока у него ничего не получалось

– Скажи, а почему твои глаза все время полуприкрыты? – спросил он Ослика.

– Я так привык, – ответил Ослик.

– Я часто помогаю людям, но я очень редко открываю им свои глаза. Людям очень трудно
разговаривать даже при помощи своих маленьких глаз. Представляешь, как им было бы неуютно, если бы мы стали смотреть на них настоящими – Большими Глазами?

– Ты помогаешь лю...? Кому? Людям? Что такое людям? Расскажи мне об этом!

– Люди? Люди это те, кому больше всех нужна настоящая помощь и которые меньше всех
об этом догадываются....   Впрочем, не все ли равно кому помогать? Нужно только услышать просьбу. А ее очень плохо слышно в приказах. Поэтому мы иногда и слывем упрямыми....

Скажи мне, помнишь ли ты Мамин Хобот? Необходим ли он тебе на самом деле, чтобы открыть Большие Глаза? Ведь он и так всегда с тобой. Стоит только его представить. Вот как сегодня. А иногда стоит только попросить.

Засыпая, Веселый Слоник смотрел на яркие, таинственные звезды и думал, что Большие Глаза никогда не спят. И не спали всю его недолгую (так ему теперь казалось) жизнь.

----------------------------------------------------------------------------

 

Ирина ЖАРОВА

 

Поэма одного слова

 

 

ОДИНОЧЕСТВО

 

Один. Ночь. ОДИНОЧЕСТВО

Очи печальные, словно НОЧЬ.

Вот за окном – свет:

Окно – огоньком,

Во тьме маяком вдалеке… Ночь.

Одиночество – иночество.

Я затворник в себе самом.

Наедине с собой.

Наедине с Бытием.

Одиночество – честь,

Воздвигающая преграды.

Оно, несомненно, есть:

Один, как скала среди водопада…

Кругом тишина. Ночь.

Течение звезд по небу.

Третий час бессонного бденья.

ОДИНОЧЕСТВО – ничто.

В чаше ночи слегка раскрывается дно:

Спасает одно – рассвет,

Птицы, ветер и день –

МИР цветет, СВЕТ.

 

 

КОРАБЛЬ

 

КОРАБЛЬ –

это девятый ВАЛ,

десяти-бальный шторм

это РАБЫ ГАЛЕР,

это их БОЛЬ.

Драгоценных кают ЛАК

и БАР в потайном углу.

Это СКОРЛУПКА, КОРА –

тонкая – между НЕТ и ЕСТЬ,

между жизнью и бездной

ВЕЛИКОГО МОРЯ ЗВЕЗД.

Это  дремучий КОРАЛЛ

И ХОРАЛЫ ВОЛН

И ЖАРКИЙ

любимой – ЛОБ

Прильнувший на пристани дальней

----------------------------------------------------------------------------

 

Вячеслав МЕШКОВ

 

«…Под кровавыми сапогами

и под шинами черных Марусь».

                                      А.Ахматова

 

  М-2 

 

----------------------------------------------------------------------------

 

Борис РАХМАНИН

(1933 – 2000)

ДООС

 

 

Сгустилась пустота

и страх взошел из праха

Прокисла кислота,

засахарился сахар…

 

Да, быль все это, быль,

не бред, не наважденье.

Год тридцать третий был,

год моего рожденья.

 

Мне так не повезло!

Не вовремя я вроде…

А что произошло?

Коричневое в моде.

 

За суетой сует,

сюитой ситуаций

прошляпил белый свет,

зевнула Лига наций:

 

в Германии – скандал! –

со свастикою стяги,

какой-то Гитлер стал

там фюрером в Рейхстаге.

 

До пытки, до кнута

там люди мрут от страха,

и вот уж кислота

 

А вот, пробив окно,

летит самоубийца,

и, вскрикнув, от него

шарахается птица.

 

Сверкнул штыка металл

безжалостно, угрюмо…

Самоубийца встал.

Живой. Он передумал.

 

Поверил на краю

он гитлеровской сказке,

и вот уж он в строю,

со свастикой на каске.

 

А вот… А вот… А вот…

Закон опять, как дышло.

Нет, не наоборот

торобоан все вышло.

 

Ни пыток, ни кнута,

а в сердце столько страха…

Слащава кислота

не по карману сахар.

 

Но душно в этот миг

пахнуло преисподней,

«зиг-хайль!» – донесся крик.

Какой же год сегодня?!

 

Кто это сдуру вдруг

сей клич пустил на ветер?

Что за народ вокруг?

Свой?  Наш? Или…

Ответьте!

 

Хоть хохочи, хоть вой.

Эх, слезы сами льются.

Нам мало было войн,

нашествий, революций,

 

ГУЛАГа и совка,

Чернобыля нам мало…

Вот только пустячка –

фашизма не хватало!

 

«Зиг-хайль!» –

юнцы кричат

и вскидывают руки .

Мостят дорогу в ад

из-за прыщей и скуки.

 

А кто-то – Борман, Икс,

а, может, местный кто-то

слепую низость их

использует для взлета…

 

Очнитесь, сбавьте пыл,

нет козней без расплаты.

Год тридцать третий был,

но был ли сорок пятый!

----------------------------------------------------------------------------

 

Фатима ЦАГОЛОВА

 

ПОДЛЕ РОЗЫ

Фрагменты

 

1

Все истины

со всех сторон уже были отбиты,

но тело и душа

еще чувствовали боль.

Боль – вне истин?

или боль – главная истина?

 

3.

О, как бы страстно человек ни рвался,

куда бы он ни прорубал окно,

хоть щель малейшую, –

везде и отовсюду,

как неусыпный страж взирает тайна

и пальчиком грозит:

Ни-ни! Туда нельзя!

Не лезь в розетку, детка!

Но – вот беда –

не все послушны дети.

И яблоки чужие созревают

в саду притихшем.

 

6.

На небе – ни кровинки,

лишь черные всполохи птиц:

вверх, вниз, вдоль.

Неутешительна небесная кардиограмма

В день моего рожденья.

 

Но – крик – «Нет!» –

стертым извилинам цивилизации!

Назначаю небу

Реанимацию

Этим пассажем,

как прямым массажем

сердцу неба скажем:

Бейся!

Всеми богами в души людей

влейся!

Но – душ не хватит на всех,

как рифм иногда не хватает

на все стихотворенье.

Не оживить клетки отмершие,

и небо лежит – белое-белое

на простынях буро-зеленых

наших запекшихся душ.

 

Но – кто и кому

сообщит о кончине?

 

2003

----------------------------------------------------------------------------

 
Сергей СВИРИДОВ

Рязань

 

***

известь есть весть из мела

фрагмент текста из книги времён

о том что жизнь по сути продукт измены

первоначальных имён

вот бы нам

знать имена

пра-пра-пра-пра-

правильные

 

***

долго комкал письмо

переломал все буквы

 

***

с кучевыми скучаю

с грозовыми грожу

с дождевыми дождусь

 

***

вместо меня

место мое

имя мое

не я

 

разберусь:

с бумагами

с деньгами

с женщинами

с самим собой

тогда заживу

когда заживёт

 

***

читал устав

уснул устав

 

автобус:

входящие спереди

добрее

входящих сзади

 

энтропия:

причина эволюции

страх смерти

 

***

есть такая профессия –

родину зачищать

 

***

сегодня

завтра

уже вчера

 

p.s:

из написанного

выбросил добрую половину

недобрую оставил

----------------------------------------------------------------------------

 

Галина ЯКУБОВСКАЯ

 

----------------------------------------------------------------------------

 

АНТОЛОГИЯ ПО

 

 

Кароль ВОЙТЫЛА

Ватикан             

 

Стихи из сборника «КРИПТА»

 

Конечно, поэзия, даже мистическая – особый предмет, сам по себе мистике не тождественный. Но есть ведь и общее, хотя бы в качестве речи, которой пользуются и мистика, и поэзия, и которая столь отлична от речи дискурсивной (хотя бы дискурс и был теологическим). Слово поэзии, как слово мистики, обращается не к сознанию, но и не к любезному психоаналитикам "подсознанию", а к первозданной цельности человеческого естества, всего целокупного человека, каков он не в мышлении, а в живой жизни.

 

С.Аверинцев (из предисловия)

 

 

* * *

Остави, Господи, меня
и разум мой бескрылый
на немощи не обрекай,
не истощай мне силы.

– нет благодарности такой,
чтоб вечность мне объять
и сердца солнечной стрелой
измерить благодать –

– а если б и постиг я мир,
пожар бы воспылал, –
раздай я хоть всего себя –
я ничего б не дал.

А Ты, Предвечный,

с каждым днём
мне убавляешь силы,
вверяя Свой безмерный Дом
душе моей бескрылой.

 

СОБОР

 

А всё-таки каждый стремится встать, усталость не тащит в могилу –
даже старцы, и те – еле ноги волочат, а готовы на стадион;
угасающий взгляд так же, как юный, видит целое: мир, который грядет
сквозь тела и души – сквозь жизнь, что они отдают,
и смерть, которой жаждут.
Этот мир, который войдёт как вор, – украдет у нас всё, что было.
И останемся мы в наготе и убожестве,

прозрачные как стекло,
а стекло не только отражает, но и режет:
да срастётся разрезанный мир под бичами совести,
избравшей домом своим бесконечно огромный храм.

 

 

БЕЗДНА

 

Для тебя бездна – пространство,

пронизанное каскадами воздуха,
блеском стеклянных осколков, рассеянных, словно зёрна,
в далеких скалах.

Но прошу тебя, заметь, наконец, другую пропасть,
полную отблесков глаз. Она есть в каждом человеке;
собравшись вместе, люди несут её, как лодку на плечах.

И в этом великом движении нет ничего, что мог бы ты миновать,
когда ты лучом распахнутых глаз, как пером, пишешь свой знак.
Если разум не видит бездны,
не думай, что её вовсе нет.
Пусть блеск не достигает глаз,

но лодка-то

– уже на плечах:
бездна облекается в плоть,
чтоб стать

фактом в каждом из нас.

 

***

Прошу Тебя, укрой меня
там, где царит покой,
в потоке тихой радости
или в ночи глухой.

Прошу Тебя, закрой меня
от той страны, где мрак,—
прошу Тебя, раскрой меня
на всё, в чём света знак.

– я знаю: естъ убежище,
там солнце – нет утрат,
сквозь горизонт прорежется
вглубь устремленный взгляд.

И тогда совершится
чудо преображения:
Ты станешь мною –
я же – благодареньем

 

Составил и перевел с польского Андрей Базилевский

----------------------------------------------------------------------------

 

Александр БУБНОВ

Курск

 

 

ОДА о ДАО или Ода Дао

 

Ода Ода ОдаОдаодаоДаоДаодаода Ода о Дао

 

! eye !

ай-ай! йа-йа-

-га? ага аhа ага аг-

 

од и то – от и до

ДАО  Да! – о!   а до? ад?

итти

ДО О – ДОМ  Модоод!

 

Домом од,

домом отдана -

Лира парúла,

Лира дарила,

Лира гагарила-летела,

Лира дударила, лепо пела,

 

Лира  ДООС  соодарила,

 

лепо пела Лира, дударила,

летела Лира – гагарила,

Лира дарила,

Лира парила

над томом од –

домом од!

 

 

Инь и Ян –

два восклицательных знака

восторга святого слиЯНия

лИНИя стереосретенья

склонение-склонность

 

Инь и Ян ставят двухточие,

третья точка – их общая

 

листовертенно-листоветрено

 

малое – на расстоянии –

ВИДИТСЯ !!

 

 

1995-2003

 

 

----------------------------------------------------------------------------

 

Игорь РЕВЯКИН

Специально для ПО

 

 

 

 

 

 

----------------------------------------------------------------------------

 

В ГОСТЯХ У ДООСА

Орден куртуазных маньеристов

 

 

Константэн ГРИГОРЬЕВ

 

Два куртуазных сонета

 

Летняя ночь

 

Гуляли мы с кузиною вдоль пруда,
а позже приютила нас беседка.
Подметила кузина очень метко,
что летней ночью ждёшь невольно чуда –

 

неведомо какого и откуда
И
, помолчав, спросила: «Слушай, детка,
зачем мы стали видеться так редко,
стесняться стал меня ты? Это худо».

 

Потом вдруг рассмеялась смехом струнным:
«Пьяна, мон шер, я этим светом лунным…
Одежды сброшу я! Ты тоже сбрось,

ну? Ну же?» – я, конечно, подчинился,


мы в пруд вошли, который весь искрился…
Купанье средь кувшинок началось
.

 

 

Среди роз

 

Я на руки Вас поднял среди роз,
Вы рассердились и тряхнули бантом.
«Имею дело с половым гигантом?» –
в ночной тиши раздался Ваш вопрос.

 

Шепнул я в пряди вьющихся волос:
«Талант во всём является талантом…
Я одарю
Вас крупным бриллиантом!» –
и на руках в беседку Вас понёс.

 

Там, наслаждаясь Вашими духами,
я разразился дерзкими стихами,
потом умолк, потом прильнул к устам –

 

нести вы прекратили Ваши бреды,
я Вами овладел, и в миг победы
стон жалобный вознёсся Ваш к звездам

 

 

Андрей  ДОБРЫНИН

 

* * *

Сияют города приморья,

Гремит музыка с морвокзала.  

Нет места там для слез и горя –

Мне сердце это подсказало.

 

Там люди понимают шутку

И подхватить ее готовы.

В Москву мне возвращаться жутко,

Ведь дома нравы так суровы.

 

В Москве все норовят трудиться

И страшно чванятся работой.

На Юге нет таких традиций,

Не хочешь – ну и не работай.

 

Там голод северный суровый

Простых людей не посещает.

Спишь на асфальте у столовой –

И самый воздух насыщает.

 

А после с жаркой поварихой

Запрешься в комнате подсобной –

И в результате ходишь тихий

И удивительно беззлобный.

 

Вот почему, когда в столице

Мне вновь придется слишком туго,

Я вновь себе представлю в лицах

Всю благодать и святость Юга.

----------------------------------------------------------------------------

 

Институт Философии РАН,

28 января в 16.00

Заседание в зале Ученого Совета

 

 

Обсуждения книги поэта и философа Константина Кедрова «ИЛИ» (М., «Мысль», 2002)

Принимали участие: профессор  С.П.Капица, член-корр. РАН .А.Гусейнов, академик РАН Л.Н.Митрохин, профессор В.Л.Рабинович, профессор РГГУ Ю.Орлицкий, аспирант РГГУ М.Дзюбенко и другие.

 

 

Фрагменты обсуждения

 

Рабинович. Однажды на философском, культурологическом семинаре Константин Кедров предложил тему для заседания:  «Философия как частный случай поэзии». Хотя это выглядит немножко не в пользу философии, на самом деле эти вещи очень связаны, и они равнозначны. Равнозначны они в том смысле, что и поэты, и философы пекутся о смысле. Но если для философа философия, или философствование, – это смысл плюс значение, то для поэта это тоже смысл, но плюс звук. В этом смысле и поэты, и философы стоят перед миром впервые, как будто только что появившись. Именно так, именно здесь начинается философ и точно так же начинается и поэт. Все-таки в начале было не ничто, как считается, а был звук – гул, из которого все возникало. В первой строке Библии было сказано, что Дух Божий носился над водами, но вы вспомните, что вода еще не была создана, а Дух Святой уже носился над водами. Поэтому вода здесь – метафора, а Дух, носящейся над водою, – это ни что иное, как метаметафора (термин Кедрова).

 

Капица. Пионеры ХХ века искали в двух направлениях искусства: в области рисунка, живописи и в области слова. И, по-моему, то, что сделано в области слова, гораздо более емко. Поэтому вопрос языка, знака, семиотики, с моей точки зрения, центральный для современного мышления. И меня всегда интересовало и мышление Кедрова, и то, как он пишет. Это характерно вообще для современной философии – двойственность. Текст, прочтенный туда или обратно (палиндром), текст, который сказан одними и теми же словами, но понимается в разных смыслах – «казнить нельзя помиловать», – когда запятая  решает судьбу человека. Это тоже принцип некой двойственности. Как прочитать такой текст? Вот это гораздо больше расширяет наше мышление, наше понимание этого дела, чем кажется при тривиальном, логическом прочтении текста. Бор, который был великий мыслитель нашего времени, утверждал, что если истина достаточно глубокая, то и противоположное ей утверждение тоже содержательно. Это очень сложная конструкция  принципа дополнительности, которое есть в этой книге. И это действительно помогает понять полноту любого утверждения. И вот это принцип суперпозиции – то, что Кедров называет «или». Сейчас это квантовое, так называемое, смешанное состояние стало основой целого направления современной электроники и вычислительной техники И с моей точки зрения это сильно связано с тем расширением нашего мыслительного понятия, которое найдено Кедровым в экспериментах над языком, над смыслом, над содержанием. И в этом смысле человечество едино. Ему очень трудно убежать от себя. Каждый находит себя в более сложном. Как есть метаметафора, так есть и метачеловечество, которое более содержательно, чем любая его отдельная его часть. Только с таких,  более широких позиций можно понять то, что нам предложено в этой книге. Мне представляется, что в этом смысле этот текст исключительно ценный. Здесь существует гораздо большая дисциплина ума, чем  во многих областях современной литературы. Я могу сказать, что эта поэзия очень ответственна и в социальном, и в логическом, и в содержательном плане

 

ГУСЕЙНОВ. Сегодня на нашем заседании, конечно, не так много народу, как бывает на поэтических вечерах. Но на днях я узнал такую вещь, которая меня поразила: когда хоронили Стендаля, за его гробом шел один человек. Правда, этот человек был Бальзак. Я не знаю, есть ли здесь Бальзак, но, похоже, что Стендаль здесь есть. Я думаю, что Константин Александрович – как раз величина такая, вполне соразмерная. Я знал и его философское творчество, и стихи. Константин Александрович и в поэзии, и в философии задает новый образный ряд. Он дает образ мира, который можно уподобить кругу, овалу, где все сходится в единое целое, где нет обрывов. «Человек – это изнанка неба, небо – это изнанка человека» – этот мотив у него все время обыгрывается, и в этом смысле он прав. Хотя внешне, с точки зрения языка, он может быть, и похож на футуристов, но с точки зрения существа дела, мироощущения, мировосприятия это, конечно, что-то совершенно другое, совершенно новое. И мне это очень близко. Тут говорилось, что поэзия – это прежде звук. Конечно, поэзия – это звук, и что поэзия без звука? Она оказывает такое воздействие, которое нельзя расчленить и нельзя понять, почему одно воздействует, а другое нет. Но на поверку всегда оказывается, что когда ты попадаешь в эту среду, а потом начинаешь вникать, то получается, что это не только магия звукового ряда, там всегда есть смысл. Своеобразие и уникальность Константина Александровича именно в том, что это у него  настолько едино, что вы их не расчлените. Вот даже тот шедевр, который он нам прочитал:

Земля летела

по законам тела,

а бабочка летела,

как хотела

 – это действительно гениально, и смысл, и звук. И еще вот такая вещь – «или». Конечно, это программа. «Или» – это мысль, это свободное парение. Но в то же время «или», я так понимаю по смыслу творчества автора, это не нулевая точка, не мертвая точка, где равновелики схождения и в ту, и в другую, и в третью сторону. Это какое-то другое «или», не то, которое убегает от действия и лелеет тот момент, когда нет действия.. Его «или» – это такое состояние человеческого бытия, когда что-то может состояться только в том случае, когда человек берет на себя всю ответственность. Это «или» равнозначно по отношению к альтернативам. Там нельзя опереться на какие-то внешние данные, мотивы – то, что можно измерить, рассчитать, взвесить и так далее. Но поскольку нельзя ни на что там опереться, то это именно такая точка, из которой что-то может возникнуть только в том случае, если тот, кто находится в этой точке, смеет, решается что-то сделать, то есть берет на себя – делает себя основанием. Собой создает то основание, которого он не находит в этих альтернативах. И эта как раз та категория, хотя неудобно, вроде бы, говорить о категориях, когда речь идет о поэте, но это именно та категория, которая этически нагружена.

 

ОРЛИЦКИЙ. Перед нами один из редких авторов, который ничего не меняет, который делает так, как оно диктуется. Мне кажется, что это поэт, который подчиняется языку. Можно сказать, что это рабство, а можно сказать, что это  абсолютная свобода. Мне кажется, что это очень важное качество, потому что на фоне современной поэзии то, что мы сегодня слушаем и о чем рассуждаем, явление, тем не менее,  достаточное редкое. Редкое уже в силу того, что  человек не просто взял на себя обязанность стать выразителем чего-то, а просто стал и все. Может быть, это трудно, а, может быть, наоборот, легко. В любом случае это крепко. И второе, что я хотел сказать. Занимаясь всякого рода инвентаризацией (я такое слово предпочитаю) современной словесности, я постоянно спотыкаюсь о произведения Константина Кедрова. Мне нужно привести пример, допустим, визуальной поэзии – все равно попадается. Причем, даже в самой маленькой книге есть все многообразие приемов современной поэзии. Это показывает, наверно, опять-таки определенную исключительность. Потому что есть авторы, которые работают все время на одном приеме, есть авторы, которые идут последовательно от приема к приему. А есть авторы, которые активно владеют всем, что предоставляет язык. И Кедров из их числа. Очень хорошо, что получилась такая книга, именно потому, что все, что мы раньше видели, оказалось собранным вместе. И то многочисленное количество отражений – текста в тексте, слова в словах, внутренняя неизбежность палиндромии, о которой говорит заглавие, напоминая об обратимости всего на свете во все на свете, мне кажется, в этой книге получилось.

 

ДЗЮБЕНКО. Тут с самого начала зашла речь о том, что поэзия образуется, на самом деле, на стыке нескольких языков. Если бы единый праязык не распался, как об этом рассказывается в Библии, то поэзии бы не было. Поэзия существует постольку, поскольку существует множество языков. В рамках одного языка поэзия не существует. Любое поэтическое направление есть осознанный или неосознанный прорыв в другой язык. Это мне стало ясно в значительной степени благодаря творчеству Кедрова. У него есть такие экстремальные поэмы, в которых это особенно ясно видно, например, «Партант» – такой «тяжелый рок», хард-рок.

 

МИТРОХИН. Здесь говорилось много умного, глубокомысленного, и мое единственное желание – быть примитивным, хотя это очень трудно. Понимаете, любопытная вещь, я и прежде читал стихи Константина Александровича, и они казались мне несколько странными, какое-то у меня такое было впечатление. Но теперь, когда они собраны в книгу, оказалось, что это не просто собрание стихов, это введение в какой-то немножко другой мир. Здесь это очень ощущается. Почему так получается? Понимаете, есть стиль писателя, есть стиль публициста, есть стиль поэта, есть макро стиль, есть микростиль. В данном случае это все как бы совпадает. И я просто отметил виртуозность Кедрова, и аллитерации, и слова-выворачивания. Кто кого выворачивает, это другое дело. Но это вот и есть талант. Я всегда поражаюсь – откуда приходят мелодии? И в данном случае я поражаюсь – откуда это приходит? Это особый талант, особая какая-то способность. Ну, была «Уляляевщина» Сельвинского, был Хлебников. Но это есть какая-то традиция, это ж не просто так. Это есть старые, древние исконные традиции. И вот опять-таки, говоря со стороны, для меня это просто очень интересно, для меня это просто очень значительно. И теперь можно эту книгу даже по-новому читать. Она требует определенного чтения. Это не просто словотворчество, это высокий жанр.

----------------------------------------------------------------------------

 

ДООС В ЭФИРЕ

 

 

– Канал “Культура”, программа “Графоман”, 29 марта 2003 г. –

 

 

Вот уже четвертый год российские поэты и их почитатели имеют официальный повод собраться. С 2000-го года по решению ЮНЕСКО 21 марта отмечается Всемирный День поэзии.

Андрей Вознесенский сказал: “Это эхо наших мероприятий, которые были в 60-х, 70-х, 80-х годах, но это сейчас другое. Вы видите, это более интимное, и слава богу, потому что уже на стадионе не хочется орать и формулы давать какие-то”. В этом году поэты, представители разных школ и поколений – метафористы, палиндромисты и просто веселые хулиганы от поэзии – встретились в художественной галерее “А-3”. Те же, кто не смог лично посетить это действо, наслаждались поэтической эквилибристикой в виртуальном мире. В прямой трансляции в Интернете можно было увидеть и услышать и классика Андрея Вознесенского, вот уже много лет поражающего своих поклонников уникальным чувством ритма и рифмы, и всегда эпатажно неожиданного, как в стихах, так и в одежде Гарика Виноградова. Собрать самых экстравагантных поэтов современной России удалось основоположнику матаметафоризма Константину Кедрову. Он выступили и в роли хозяина, и ведущего вечера. По его же идее чтения завершились весьма своеобразным поэтическим парадом-алле.

 

– Радиостанция «Маяк»,  радиостанция «Юность», 21 марта 2003 г. –

 

Первый Всемирный День поэзии, учрежденный ЮНЕСКО в 2000 году, был проведен в Москве по инициативе Константина Кедрова – президента Всемирной ассоциации поэтов ЮНЕСКО в России и поэтической группы ДООС. Он прошел на большой сцене легендарной Таганки. Выступали А. Вознесенский, К.Кедров, Е.Кацюба, А. Витухновская и М.Бузник. В празднике участвовал и фольклорный ансамбль Дмитрия Покровского. Таганка ликовала. Затем была малая сцена театра, галерея «Дом», а к выступающим присоединились певец Найк Борзов и музыкант Марк Пекарский. В этом году любителей поэзии встречала художественная галерея «А-3». Действо называлось «Ди-Версия смысла». Константин Кедров сказал: «Смысл этой жизни придает только поэзия, но жизнь настолько безумна, что поэзии приходится в нее вторгаться почти насильно. Кроме того, слово «диверсия» содержит в себе еще и «версию» – вариант более полной, более осмысленной жизни». И поскольку шла прямая трансляция вечера в Интернет, к выступающим могли присоединиться и друзья из парижской Сорбонны, где в 2002 году ДООС участвовал в поэтическом фестивале, и Сергей Бирюков из Халле, и наверняка включил свой компьютер в доме на Бродвее поэт-авангардист Владимир Друк, чьи пьесы идут сегодня.

 

Тамара Приходько

 

----------------------------------------------------------------------------

 

РИКОШЕТ

 

Константину  Кедрову

 

Собранье сочинений Кедрова

не только па размеру метровы

(вернее, правильней мэтровы)

Под Кедрова картечь

подставим каменное сердце,

чтоб жили не напрасно мы,

слезами по прекрасному

смогли бы чтоб протечь.

Гоняй и нас

по новым палиндромам,

как гонят на ристалище

коней по ипподромам,

сгоняя жир с заплывших душ.

 

29.IX. 02.

Глеб Якунин

 

 

Андрею Вознесенскому

 

Надпись на Избранном

 

Готика василька

сердцу была близка.

Жизнь цветка

коротка.

Годы текли.

Бури утихли.

За стеклами –

васильковый триптих

 

Елена Кваскова

----------------------------------------------------------------------------

 

Кунст-Камера – Из истории поэзии

 

Александра ЗАБОЛОТСКАЯ

Казань

 

ФЛАКОНЧИК

 

В начале прошлого века  у моей мамы, тогда студентки-медички Казанского университета,   была близкая подруга – поэтесса Вера Клюева (она училась на Высших женских курсах). И вот у Верочки начался бурный роман с молодым поэтом по имени Володя Глен. Все было прекрасно, но Володя вдруг влюбился в балерину из оперного театра. Он посвящал ей стихи и ждал у артистического выхода после спектаклей. Верочка была в таком отчаянии, что решила покончить с собой, но только каким-нибудь безболезненным способом. Узнав, что лучше всего отравится цианистым калием, который обеспечит мгновенную смерть, она обратилась к подруге с просьбой достать ей этот яд. Ведь подруга работала в лаборатории! Мама, конечно, не могла достать никакого яда, но обещала, что поможет. Взяла флакончик, положила в него кристаллики обыкновенной поваренной соли и вручила несчастной влюбленной. И вот Верочка каждый вечер ставила перед собой роковой флакончик, плакала и писала трагические стихи. Но принять яд не решалась.  Наконец о ее печальных раздумьях узнал Володя Глен. «Лёля, – возмутился он, – как вы могли дать Верочке яд? Ведь вы будете виноваты в ее смерти!» На это последовал хладнокровный ответ: «Я считаю, что если человек не хочет жить, он умеет право умереть. А если Верочка умрет, то виноваты в этом будете вы. Так она и напишет в своей предсмертной записке». Володя пошел к Верочке, помирился с ней, и они вместе выкинули «яд» на помойку. А она потом рассказывала маме, что на пробке флакончика выступала соль, и каждый раз, убрав его в шкафчик, она тщательно мыла руки, боясь отравиться.

----------------------------------------------------------------------------

«Журнал ПОэтов» № 5 (16) 2003

Учредитель группа ДООС (Добровольное общество охраны стрекоз) при участии всемирной организации писателей (Русский Пен – клуб), ФИПА – Всемирной ассоциации поэтических обществ (ЮНЕСКО) и Академии Поэтов и Философов Университета Натальи Нестеровой

ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР: КОНСТАНТИН КЕДРОВ, доктор философских наук

РЕДАКЦИОННЫЙ СОВЕТ: С.Бирюков (Германия), канд. филол. Наук; В.Вестстейн (Нидерланды), пофессор; А.Витухновская; Е.Кацюба (ответственный секретарь); А.Кудрявицкий; Б.Лежен (Франция); В.Рабинович,п рофессор кафедры философской антропологии МГУ; В.Нарбикова;

А.Ткаченко (ген. Секретарь Русского  Пен-клуба); Дизайн обложки: ЯKrasnovsky

 

----------------------------------------------------------------------------

 

# 44 (294) 18 ноября 2004 г.


ХОЛИН, ПАПА И ШАРГУНОВ

Альманах "Журнал ПОэтов", # 5, 2003.

"Журнал ПОэтов" выходит два раза в год и в первую очередь радует изяществом оформления. Учредитель журнала - группа ДООС (Добровольное общество охраны стрекоз). Среди издателей - Русский ПЕН-клуб и ЮНЕСКО. Открывают номер стихи Константина Кедрова, главного, кстати, редактора журнала. Стихи на удивление простодушные: "Поэзия сегодня / Уже ни с кем не сводня".

Андрей Вознесенский предлагает свои новые тексты. Здесь и хитросплетения отдельных фраз: "А В топор трет", и вполне классическое четверостишие "Кумир": "Гул подземный шатает коробки – / взорвется земной шар. / Вылетает памятник пробкой, / чтобы выпустить пар"..

В журнале одновременно присутствуют Николай Беляев из села Ворша Владимирской области ("Избенка – беденка, да баньк абеданька") и Кароль Войтыла, он же Папа Римский собственной персоной: "А если б и постиг я мир, / пожар бы воспылал, – / раздай я хоть всего себя - / я ничего б не дал".

Еще в журнале – "Новое имя вождя", неизвестная поэма Игоря Холина о Сталине: "В барашковой шапке / С огромным ножом в руке / Вспарывающей / Живот барана".

Сергей Шаргунов, наш сотрудник, и здесь запечатлелся со своими стихами. Вот, например, "Цветник": "Мой родственник Шарль Бодлер /был склонен к тихому злу".

Полина Адамова

 

Hosted by uCoz