КТО ПОДСТАВИЛ КОРОЛЯ РИЧАРДА?

Юрий Любимов поверил, что на самом деле Шекспира не было, и поставил пьесу, которая яснее ясного доказывает, что Шекспир есть. Потрясающий копьем (таково смысловое значение фамилии Шекспир) на сей раз потряс весьма искушённый и рафинированный зрительный зал Таганки. “Не верьте этому потрясателю сцены”, – воскликнул талантливый драматург и пропойца Грин, как только пьесы Шекспира появились на лондонской сцене. Оно и понятно. Шекспир но природе и но характеру своего дарования великий мистификатор. Его излюбленное занятие – одевание и переодевание героев, а еще правильнее сказать, облачение и разоблачение. В исторических хрониках он с большим трудом отказался от переодевания мужчин в женские одежды, а женщин в мужские (мешала историческая канна), но зато уж вдоволь погулял с грязным Гарри (так именовали знаменитого принца Гарри), чьим собутыльником был не менее знаменитый гуляка толстый Фальстаф, заслонивший своим необъятным чревом всех героев и королей, о которых писал Шекспир.

Удивительно, что Любимов так долго шел к своему Шекспиру. Знаменитый таганковский “Гамлет” с Высоцким – спектакль классический и знаковый, но это был Высоцкий с Демидовой и Любимовым, но еще отнюдь не Шекспир. Не случайно в “Хрониках” знаменитое “Быть или не быть” вдруг вырвалось в шутовской интермедии в просвете между пытками и казнями королями и королей.

“Не надо думать, что наша эпоха какая-то особенная по своему трагизму Таковы же были 14 веков до Шекспира и таковы же пять веков после пего, включая и наше время”, – сказал Любимов журналистам и критикам в интервью после спектакля.

Каким образом добровольное отречение Ричарда II от власти обернулось недавней отставкой Ельцина этого не знает никто. Ведь Любимов ставил “Хроники” но Шекспиру по крайней мере за три месяца до этих событий, но факт остается фактом. Король Ричард (Александр Трофимов), без каких-либо внешних признаков сознательного о или подсознательного копирования, был именно Борисом Ельциным, и никем иным. Правда, первого президента России, слава Богу, никто не сажает в Тауэр сразу после отречения, но ведь тюрьмой все время грозили... Болингброк (Всеволод Соболев) не похож на Коржакова. Ситуация похожа, “вот в чем вопрос”. Перед отречением Ричард II просит посмотреться в зеркало, чтобы последний раз увидеть себя королем, но “глаза туманят слезы”, и он бросает зеркало на пол, вдребезги разбивая все. Так у Шекспира, и именно так у Любимова. Переделывая и сокращая действительно сверхгромоздкие исторические хроники Шекспира, Любимов, конечно же, инстинктивно оставил все гениальное. Он не осовременил Шекспира, он его ошекспирил.

По своей сценической поэтике это все тот же давно знакомый любимовский театр с железной арматурой, как в гимнастическом зале, с очаровательным, уже классическим совмещением несовместимого (пиджака и короны, короны с цветочным горшком). Этот театр в традициях Мейерхольда требует or актеров всех физических и духовных сил. Они, как акробаты, свисают вниз головой, уцепившись ногами за арматуру, да еще при этом поют, кричат, паясничают, рыдают или смеются, погибают и убивают, топают, маршируют, летают на специальных приспособлениях, лязгают железом. Эта сценическая агрессия в духе раннего футуризма смягчена обязательным присутствием на сцене и в зале самого Любимова. Он гримасничает, шепчет, кричит актерам, как на репетиции, “давай- давай”, что-то доигрывает за них, подмигивает рядом сидящим, освещая свое лицо фонариком, словом, постоянно напоминает, что это театр и пьеса, а не на самом деле.

Принц Гарри (Тимур Бадалбейли), худенький, обритый, в пенсне, сыграл настоящего Берию, хотя большую часть пьесы он всего лишь участник дружеской попойки с Фальстафом (Феликсом Антиповым). Как всегда у Шекспира, все оживает, когда место действия переходит из дворца в кабак. Кстати, Шекспир и умер после обильной попойки с друзьями. Принц Гарри – Берия – и Фальстаф, что-то вроде “нового русского” на оттяге. Вместо пуза у Фальстафа под белой рубахой, похожей на комбинацию, топорщится что-то вроде столика. Рубаха задрана выше колен и все время на грани приличия. Еще секунда, и случится конфуз, что-нибудь не то обнажится. Вполне шекспировская поэтика – все на грани, момент, и шутка перейдет в пошлость, но не надейтесь, ни у Шекспира, ни у Любимова не перейдет никогда. Чего не скажешь о других талантливых сценических дерзилах нашего времени.

“Хроники” у Любимова - это уже XXI век, независимо от реальной хронологии. В XXI веке в отличие от XX господствует виртуальность. Здесь убивают не убивая и не убивают убивая. У Шекспира это тоже, конечно, есть. Вот Фальстаф склоняется над убитым. “Он убит или притворяется мертвым? Впрочем, – замечает Фальстаф, – все мертвецы притворщики, потому как притворяются людьми, уже не будучи таковыми”. А затем, на всякий случай, наносит убитому еще два удара и волочит его тело, как военный трофей к принцу Гарри, который только что этого человека убил. Но принц Гарри не опровергает ложь Фальстафа, а даже награждает ею за храбрость. Ему выгодно списать убийство на другого. У Шекспира эта сцена тонет среди многих других. У Любимова она главная.

Виртуальность – лицо нашей эпохи. Когда Ричард II – Трофимов появляется после своей гибели в роли Сеффолка, не очень изменив внешность, зал на секунду ошалевает. Даже говорок по рядам прошел. А потом как будто так и надо. А Марина Полицеймако – украшение любимовской сцены, она и герцогиня Йоркская, и трактирщица. А ее замечательный напарник Герцог Йорк (Лев Штейнрайх) – он и герцог, он и епископ, и так запоминается в обеих ролях, что потом уже не важно, кто епископ, кто герцог, важно, кто Штсйнрайх. Ветеран любимовской сцены Сергей Подколзин здесь сразу в четырех ролях, и всюду на своем месте. Нелепы разговоры, будто актер в любимовском театре не так уж важен. Нет, как раз актер-то и важен. Личность важна, а не маски и облачения.

Дмитрий Муляр (король Генрих VI) каким-то чудом среди этой кровавой мешанины ухитрился сыграть Любовь. Король, ослепленный своей любовью, умирающий от любви, не перенеся измены. Амплуа в принципе знакомое. Оно даже имеет свое название – “очарованный принц”. Но, если бы этого образа не было, распались бы, рассыпались на четыре составные части “Хроники”, потому что, как известно, “без любви и жизни нет”. Также без одержимости материнской любовью герцогини Йоркской не имела бы смысла трагедия “Ричард II”, где жена и муж спешат наперегонки во дворец. Муж, чтобы донести на сына, мать, чтобы вымолить у трона прошение. Эта сцена, где отец, только что требовавший смертной казни для сына, плачет от счастья, когда сын прощен королем, – жемчужина драматургии Шекспира.

Блистателен дуэт двух злодеек, дамы треф и дамы пик, королевы Маргариты (Алла Смирдан) и герцогини Глостер (Анастасия Колпикова). Зло пожирает зло – тоже излюбленная тема Шекспира. Победа королевы Маргариты над герцогиней Глостер в контексте “Хроник” что-то вроде победы Сталина над Гитлером. Зло пожрало другое зло и стало злом в квадрате.

Любимов и со сцены, и в кулуарах утверждает, что постановка спектакля еще не завершена. Что это ни в коем случае не премьера, а спектакль в честь премии “Триумф”. Вообще-то завершенных постановок не бывает. После семи дней творения продолжается бесконечный день восьмой, когда творец начинает портить свое творение, фактически создавая уже совсем другое.

В своем знаменитом расписном кабинете за водочкой и шампанским Юрий Петрович поведал нам еще одну хронику – во всех смыслах. После письма к Андропову Любимова вызывает к себе идеологический надзиратель за культурой по фамилии Шауро.

– Вас не пугает, что нас здесь трое? – спрашивает Шауро, сидящий во главе тройки.

– Нет, не пугает. К тому же это вполне в традициях

Намек на расстрельные трибуналы приводит Шауро в бешенство. Он хватает книжку пьес Шатрова о Ленине с дарственной надписью автора и кричит: “Вы не умеете с нами разговаривать! Вот как к нам надо обращаться”. В дарственной надписи Шатров благодарит Шауро за то, что тот вдохновил автора на правильное воссоздание образа Ленина.

В этот миг из носа Шауро потекла кровь прямо на бесценную книгу.

– Руки вверх, – воскликнул Любимов (так учили его врачи). Шауро послушно поднял руки вверх и удалился из кабинета. Спустя некоторое время вернулся.

– Продолжим наш разговор. Вот видите, что получилось.

– Да, всего Ленина кровью залили.

– Вы договоритесь, дошутитесь. Так вот, мы отправляем вас в Англию...

Это была фактическая высылка за пределы страны.

К рассказу Любимова добавлю только, что первая хроника “Ричард II” начинается с высылки за пределы Англии благородного рыцаря. Его соперник, подлец, подстроивший высылку, потом захватил беззащитный трон.

Слава Богу, что в жизни получилось несколько иначе. Советский трон рухнул. И Любимов вернулся в Россию, где у него гостеприимно отобрали половину театра, давно ставшего театральной славой страны. Это ли не Шекспир?