(Александр Лазаревич Бердичевский)

Он умер 30 сентября 1991 в больнице вблизи от Дома Ветеранов сцены в Измайлово. В палате было холодно, и Саша попросил у Ольги одеяло. Ольга принесла. Одеяло оказалось ядовито-желтого цвета. “Надо же, всю жизнь не любил желтый цвет”, – сказал Александр Лазаревич. Ночью он умер под капельницей от сердечной недостаточности. Ему было 83 года.

Саша увлекся театром в Томске. Это были времена НЭПа. Все оживало. Ожил и театр. Несмотря на низкий росточек, метр шестьдесят три, юношу взяли в театр и научили комическим куплетам. Саша с удовольствием высмеивал хедер, изображая еврея на молитве. В детстве Сашу так, для порядка, пытались усадить за Талмуд, но он, как вся молодежь, увлекся революцией. Вступил в Бунд (еврейский комсомол). Тогда это считалось прогрессивным. Но национальное и еврейское претило его рассудку. Он любил мир. Не синагога, не спортзал, а театр стал его школой. Поначалу увлекся биомеханикой Мейерхольда. Крепкое телосложение позволяло творить на сцене великолепные трюки и кульбиты. Саша стал любимцем театра и публики. Культ дружбы возник в 20-е годы и оставался с ним на всю жизнь. Он получал открытки от друзей, с которыми начинал театральный путь, даже в 1991 году. Веселый нрав открыл Саше все пути. Без образования он стал в течение пяти лет не только актером, но и режиссером. Ставил эксцентрику. Обожал Лопе де Вега и советские агитки. Там можно было вытворять, что угодно. Саша верил, что ни сегодня завтра отменят деньги, границы, нации, и наступит всеобщее творческое братство. Позднее это назвали троцкизмом. Саша не стал комсомольцем. Ему претила любая муштра и дисциплина, но ему нравились люди в кожаных куртках. “Дураками они не были. Фанатиками, да, но не дураками, как их сейчас играют”- говорил он позднее.

Вся страна, затаив дыхание, ждала социализма. Каким он будет? И вдруг по радио объявили, что социализм уже наступил. Ничего, кроме смеха, это не вызвало. Поколение Саши сочло это дурной шуткой. Стало ясно, что к власти пришли либо обманщики, либо дураки, либо дураки и обманщики. Даже молчаливый красавец Сталин стал вызывать сомнение. Неужели и он обманщик или даже дурак? Прочь, прочь сомнения. Чтобы переубедить себя, Саша писал стихи о Сталине, о Кирове, о социализме. Но это для души, в альбом. А рядом стихи сначала первой жене, потом любимой пионерке Надюшке, пришедшей в театр. Комсомолкой Надюшка не стала, но галстук красный носила и в 18 лет. Любовь режиссера Саши Бердичевского и статистки Надюшки Юматовой завораживала театр. Сашу и Надюшку любили все. От них исходили доброта, сила, молодость и талант. Саше тридцать, Надюшке 20, но на них смотрели, как на ровесников. Конечно, театр неотделим от интриг. Сашу осуждали за развод. Бросил жену с парализованным сыном. Надюшку считали бездарной выскочкой. Но это, когда борьба и злоба омрачали жизнь. Преобладали же совсем другие дела. Прежде всего был смех. Сейчас даже трудно понять, почему все так смеялись. Фильм “Веселые ребята” не выдумка. Так жили все. После развода Саша бросил пить и курить. С Надюшкой он начал новую жизнь. Серьезную. И тут началась война. Передвижной театр эвакуировали в Рыбинск, прямо под бомбы. Сформировали агитбригаду и послали на фронт. Пока Надюшка рожала под бомбами в Рыбинском роддоме, Саша тонул в проруби Рыбинского водохранилища. Его вытащили, а машина утонула. Обледенелых актеров еле живых доставили в лазарет и напоили спиртом. От него Саша чуть было не умер, потому что пить давно бросил. Прорубь чуть не убила, но спасла жизнь. До фронта так и не добрались.

А потом, несмотря на войну, началась веселая жизнь. Как ни странно, война пробудила у населения любовь к театру. Саша ставил, страшно сказать, еще недавно полузапрещенные оперетты “Марица”, “Цыганский барон”, “Сильва”. Сам сочинял искрометные репризы. И пересочинял текст. Актеры уже не понимали слов “файв о’клок” и произносили вместо этого “бегемот”. “А у нас в деревне славно, \ все без экивоков, \ пьют и кушают исправно \ без различных бегемотов”, – пела прима. Саша сам обучил всех и пению, и танцам. Деньги лились рекой аж до 1948 года.

Саша не понял, кто такие космополиты безродные. Не понимал он, почему его увольняли из всех театров, несмотря на то, что “Золушка”, поставленная в Новозыбкове, стала всесоюзным событием. О чудо-премьере написал журнал “Огонек” и даже в самый разгар борьбы с космополитами безродными поместил снимок с Саши Бердичевского в роли Несчастливцева в “Лесе”. Возможно, этот снимок спас ему жизнь. Саша лишился работы. От него ушла Надюшка с сыном Котиком, но он так и не понял, что в стране начался государственный антисемитизм.

Безмятежный беззлобный характер помог Саше выжить. Он женился на только что вышедшей из сталинского концлагеря голубоглазой красавице Ольге Владской, смахивающей и по характеру, и по виду на Любовь Орлову. Такой семейной паре путь на сцены областных городов был заказан. Ольге до 1958 года въезд в областные города был запрещен. Ее первого мужа, Ивана Владского, журналиста из Сталинграда, расстреляли, как троцкиста. Саша и красавица Ольга покоряли сцены советской провинции. В столице Коми-Пермяцкого округа Кудымкаре, в Пугачеве, в Бугуруслане, в Ирбите Саша поднимал до настоящих сценических высот театр за театром. Как беспартийный еврей, женатый на зэковке, он не мог быть главрежем, но на его спектакли зрители ломились толпами. В Пугачеве он создал хит “Бешеные деньги”, не сходивший со сцены лет десять. В Кудымкаре люди по много раз ходили на “Марию Тюдор” Гюго. Сбылась мечта Ольги, она блистательно сыграла и Ларису, и королеву. В Бугурслане Александр Лазаревич так поставил и сыграл “Слугу двух господ”, что на улице люди не давали ему прохода, устраивали овации где-нибудь в магазине. Такого смешного Труффальдино никто никогда нигде не видел и не увидел.

Саша боролся за смех и слезы. Он говорил: “Театр невозможен без гротеска и мелодрамы”. Если зрители не плакали и не смеялись в зале, он считал, что спектакль не удался. “Смех и слезы” – стало устойчивой поговоркой, а это должен быть девиз театра. В конце 80-х от режиссеров стали требовать дипломы, и Александр Лазаревич заочно окончил Высшие режиссерские курсы. Когда он узнал, что Шекспир не полностью автор своих пьес, это стало для него большим потрясением. Саша понял, что нет справедливости. Он мысленно спроецировал судьбу истинных авторов “Гамлета” и “Ромео” на свою судьбу и понял, что театр – это творчество безвестных. Одновременно он осознал, что жил и живет в стране жестокой тирании. Он разлюбил Сталина, как только узнал от Ольги правду о концлагерях. К Ленину Саша всегда относился настороженно. Осталась некоторая теплота к людям в кожаных куртках типа Троцкого. Он ничего не знал о масштабах их зверств, но помнил, что это были люди с идеями. Вспомнив изобилие НЭПа и сравнив его с голодом военного коммунизма и убожеством сталинского социализма, Саша стал убежденным сторонником частной собственности. В нем на всю жизнь оставалась мечта о независимом сапожнике, который подбивает себе сапоги и на всех плюет. Мечта о рае для холодных сапожников.

Раньше. Чем Саша покинул сцену, умер его театр. Театр Мейерхольда и Станиславского, где царят условность и правда, где в зале плачут и смеются до посинения. Этот театр умер в 70-х, когда к власти пришли хмурые бровастые люди. Сначала они запретили смех, почти полностью изгнав комедию. А потом и слезы стали моветоном. Новые зрители не смеялись, а хихикали. Плакать они уже не умели.

Саша и Ольга поселились в конце жизни в Доме Ветеранов сцены. Ольга там сразу стала каким-то лидером и активисткой. А Саша занял привычное место всеобщего любимца. После их смерти в 1991 году в стенгазете Дома Ветеранов сцены появились трогательные стихи. Последняя строчка в них была – “любовь не умирает”. Слезы ушли из театра, но в Доме Ветеранов сцены они еще оставались.

Саша, конечно, стал консерватором. Посмотрев до середины запретный фильм Феллини “8?”, он с усмешкой потом спросил: Ну, что, трахнул он ее, наконец, или нет?” Его театр был гротескным реализмом. Зато с восторгов отзывался о “Ночах Кабирии”: “Это настоящий театр и настоящее кино!” А вообще-то Александр Лазаревич мечтал о соединении оперетты с трагикомедией. Он называл это синтетическим театром. Сегодня мы сказали бы – мюзикл.

Любимая пословица Александра Лазаревича: “Ты себе думаешь, а оно себе думает”. И еще: “Мама, выроди меня обратно!” Саша был философом. Интересовался теорией относительности и считал, что разум человека не способен понять смысл мироздания. “Может, все мы – микробы в теле вселенского великана. Великан чихнет – и землетрясение”. К религии Саша был равнодушен, но в последние годы жизни припомнил с иронией кое-что из Талмуда. “Есть поверье, что еврей, увидевший правнука или правнучку, попадет в рай”. У Саши был и правнуки, но разбросанные по разным семьям. Еще он просил не кремировать его тело, а просто похоронить. Но в 1991 году эта просьба оказалась невыполнимой.

Как же весело отплясывал он с Надюшкой каскад!

“Эй, смуглянка-молдаванка, полно мечтать!

Эй, кудрявая овечка, будем плясать!

Тысячи чертей на помощь ты при-и-изови,